Проклятие валькирии - Елена Счастная

Никогда бы Ингольв не подумал, что она умеет так… Ее голос оказался низким и сильным, похожим, скорее, на мужской. Он плавно покачивался, точно волна. Накатывал и отступал, становясь тише. Некоторых слов было не разобрать, но удивительно: женщины, прислушавшись, начали ей подпевать. И так у них вышло складно, будто они делали это не в первый раз. Инголье посмотрел на Мерд: она закрыла глаза, будто вся обратилась в слух, и в точности повторяла все, что произносила Рунвид. Уж кто бы мог подумать, что и ее проймет.

Мужчины притихли совсем, завороженные зрелищем и звуком женских голосов, что сплетались воедино и струились, как водопад по склону горы. И в груди от этого что-то мелко вздрагивало, а по спине проносился озноб.

Вельва смолкла резко, и снова опустила голову. Замолчали и женщины, замерли, слоено приходя в себя.

— Теперь я готова, — изменившимся голосом проговорила Рунвид и подняла взгляд на конунга. — И, если позволишь, я хотела бы начать с твоего сына, Ингольва.

— Как тебе будет угодно, почтенная, — на удивление смиренно наклонил голову Радвальд, хоть эта честь и должна была принадлежать ему.

Мужи вокруг начали нетерпеливо переговариваться, видно, не понимая, почему именно Ингольву оказана милость первому говорить с вельвой. Не обращая внимания на колкие взгляды, он взошел на помост и опустился перед Рунвид на колено.

— Позволишь мне узнать мою судьбу?

Та медленно положила ладонь ему на голову, чуть сжала пальцы. Помолчала, будто читала его мысли.

— Да, я могу сказать тебе многое. У тебя много дорог, и выбирать придется самому. Каждая из них приведет тебя к разному исходу. Есть среди них и хорошие, и плохие. Но одно я знаю точно, Инголье Радвальдссон. В походе, который вы задумали с конунгом, ты умрешь. Хочешь ли ты слушать дальше?

Он всего несколько мгновений слушал звон в ушах, за которым пропали все звуки. А после вновь поднял взгляд на вельву: она смотрела неподвижно на него и будто бы мимо.

— Да, я хочу услышать все, если после вести о моей смерти, тебе еще есть, что сказать.

— Есть, — прорицательница отрешенно усмехнулась. — Еще в этом походе, кроме своей смерти, ты встретишь друга, который пройдет с тобой через многое. Если проявишь терпение и сможешь унять гнев. А после друга потеряешь, потому что он очернит то, что тебе дорого. Ты станешь никем и станешь великим. Потеряешь все и обретешь гораздо большее. Ты создашь новую жизнь, но уничтожишь бесчисленное их множество. Ты еще хочешь слушать?

Ингольв встал. Ладонь Бельвы соскользнула с его темени, а та так и осталась сидеть с опущенной головой. Словно СВОЯ собственная воля уже не могла управлять ее телом.

— Но как я смогу все это совершить, если погибну через несколько дней?

— Смерть — это не конец, — глухо проговорила Рунвид. — Ты воин и должен верить в это.

Прорицательница вдруг гулко ударила посохом о бревна. Многие в собравшейся вокруг толпе вздрогнули. Больше вельва ему ничего не скажет. А что сказано — понимай, как хочешь. Ингольв е глубокой задумчивости спустился с помоста, уступая место отцу, хоть тому и полагалось идти к Рунвид первой. Он тоже замер перед ней на одном колене, а прорицательница заговорила с ним так же размеренно и бесцветно. Ничего не отражалось на ее лице, а потому непонятно было, хорошие или дурные вести ждут Радвальда.

А за ним потянулись и остальные. Редко кто после разговора с Рунвид оставался доволен. Скорее, своими словами она всех озадачила, ничего не сказав напрямую.

Разошлись все только глубокой ночью. Ингольв подумал, что спать уже можно и не ложиться: скоро все равно вставать и идти к пристани. Последний раз перед отплытием проверить, все ли в порядке на драккаре, где предстоит плыть под предводительством ярла Сигфаста Ноздря. Свирепого воина, сражаться бок о бок с которым для любого — честь. Даже для сына конунга.

Да и как тут уснешь спокойным сном после всего, что поведала Рунвид? Но странно, грядущий поход не потерял смысла от понимания, что он станет, возможно, последним для Ингольва. Может, станется так, что он принесет ему славу, о которой скальды сложат висы? Время покажет. Не зря вельва сказала, что смерть — это не конец. Конечно, нет: павшего в бою воина ждет бесконечная жизнь и пиры в Вальгалле.

Как занялся рассвет над лесом, Ингольв встал с постели и вышел во двор. Здесь все дышало утренней свежестью и прохладой. Вдалеке, между скалистых стен фьорда, перетекала мутная дымка. Поднималось в облаках солнце. Пожалуй, прав отец, как бы не пришла непогода раньше, чем хотелось бы.

Ингольв спустился по пригорку, на ходу завязывая ворот рубахи, подумал было на миг растолкать Эйнара, чтоб не бродить совсем уж в тишине да одиночестве, но решил, ну его. Звона от него будет слишком много для такого тихого утра. Но оказалось, так рано встал не один он. На выстроившихся у причалов кораблях уже помалу начиналась работа. Несли бочки с питьевой водой, укладывали палатки и подвязывали паруса. Делали все почти молча, четко зная обязанности, каждому вверенные. Ингольв перемахнул через низкий борт корабля, прошел вдоль рядов лавок и на миг остановился рядом со своей, с которой предстоит грести. Уложил вещи под нее.

Приветствуя воинов, уже начавших работу, он дошел до носа, вдохнул колючий от соли морской воздух. Мельком Ингольв глянул на соседний корабль Радвальда — «Конь моря» — на нем отец будет командовать сам. Налюбовавшись вдоволь плавными изгибами бортов, которые при строительстве драккара всегда подсказывали сама природа и рисунок древесины, он скинул рубаху и отправился помогать остальным.

Работа помогла сбросить остатки утренней вялости и разогреться.

Чем сильнее светало, тем больше становилось вокруг людей. Их голоса разрушили тишину и спокойствие сонного берега. Сходились провожать мужей и сыновей женщины Скодубрюнне. Не всем им коротать время одним в домах: кто из мужчин не желал оставлять хозяйство, оставался на берегу. Да и совсем без защиты землю не бросишь.

Пришла и Сиглауг, кутаясь в длинный, подбитый мехом плащ. Утро нынче холодное да ветреное.

Разогнав кровь работой, Ингольв вновь оделся и опоясался оружием: все ж сын конунга, перед людьми надо выглядеть сообразно. И только он хотел спрыгнуть обратно на берег, чтобы проститься со всеми, с кем хотел, как услышал тихую возню позади. Обернулся, хмурясь, и пытаясь за людским гомоном, разобрать, откуда шорох. Взгляд упал на бочки с водой. Он подошел ближе, заглянул за них: казалось бы, там ничего не было, лишь лежали мотки канатов и свертки холстины. Чуть помедлив, Инголье все же протянул руку и поворошил ткань.

Ладонь наткнулась на что-то мягкое и вздрогнувшее от прикосновения.

— И что это у нас тут за мышь притаилась? — он выпрямился и сложил руки на груди, пытаясь согнать улыбку с губ.

Из кучи тряпок высунулась растрепанная Мерд и уставилась на него рассерженно, словно это он на корабле спрятался, а она его обнаружила.

— Выдашь — убью, — процедила она, заставив даже на миг поверить, что и правда ведь — убьет.