Проклятие валькирии - Елена Счастная

Только сам жених такого поворота, похоже, никак не ожидал. Его челюсть заметно отвисла, он со злым недоумением посмотрел на отца, а после на Ясноокую, которая, кажется, была близка к обмороку. Она побледнела и вцепилась в локоть матери так, что та невольно попыталась высвободиться, морщась от боли.

Фадир не потерял невозмутимости, лишь улыбнулся, но в линии его губ явно читалась твердость, которую он собирался проявить.

— Значит ли это, что ты сейчас признаешь Ингольва своим сыном прилюдно? Или оговорился? Раз его родила рабыня, то и он без твоего слова почти раб. Как я могу отдать за него свою единственную дочь? — в его голосе с каждым словом все явственнее звенел лед. — Руки Диссельв добиваются лучшие воины моего хирда****. И сыновья ярлов. Назови любого другого своего сына, и я всерьез обдумаю твое предложение, Радвальд.

Но неизвестно, что заговорило в крови конунга больше: выпитый мед или врожденное упрямство. Он сощурил глаза и сжал лежащую на столе ладонь в кулак.

— Любая собака знает, что Инголье — мой сын. Но раз тебе надо, чтобы я сказал об этом прилюдно, то изволь. Да, я признаю его своим сыном, и пусть все эти люди будут тому свидетелями. Только это служило помехой для твоего согласия, Фадир?

Железное Копье покачал головой и в этот раз еще пристальнее и дольше посмотрел на Ингольва. Тот потемнел лицом, но пока не стал вмешиваться в разговор вождей, хоть ему, верно, было, что сказать. Асвейг и хотела бы уйти, но в доме воцарилась такая неподвижность, что ей и шаг было сделать неловко.

— Со всем уважением к тебе, Радвальд, — вновь заговорил Фадир, уже теряя терпение. — Как бы ни был хорош твой охранитель, а я не хотел бы, чтобы в чертах моих внуков проявлялись следы рабской крови…

Радвальд встал, Ингольв попытался его удержать, но было, похоже, поздно. — Аты все не унимаешься. Оскорбляя моего сына, ты оскорбляешь меня, Фадир.

— Я только лишь говорю, что думаю, — хозяин поднялся ему навстречу. — И для своей Диссельв я хочу иной участи, чем стать женой того, о ком ходят весьма паршивые слухи. О том, например, что он убийца!

Грохнул о стол рог, который Радвальд сжимал в руке — и от силы удара тот раскололся с громким хрустом. Белая Кость набрал в грудь воздуха. Его сыновья обеспокоенно зашевелились, собираясь останавливать разошедшегося не на шутку отца.

И тут в стороне загудели мужские голоса, а после и всколыхнулся хохот. Но сразу оборвался, когда грянул хмельной возглас:

— Что ты сказал?

Багровея на глазах, Эйнар приподнялся, вперившись в одного из воинов, что сидели напротив него. Асвейг хорошо его знала, хоть и не лично. То оказался Лейви — он славился не только своей силой и храбростью, но и тем, что был скальдом. Его умения к сложению вис конунг высоко ценил, а потому в хирде ему полагалось особое место.

— А ну повтори всем, что ты сказал! — вновь прорычал Эйнар, отчего на лице Лейви лишь расплылась издевательская улыбка. — Или только и можешь, что, слоено баба, сплетни по углам носить?

Тут скальд тоже оскорбился, ведь нет обиднее для воина, когда его сравнивают с женщиной. Ощетинился сталью хмельной взгляд.

— А чего бы и не повторить?

Но вновь произнести хулительную вису, которая теперь, верно, быстро разлетится по Гокстаду, он не успел.

— Оставь его, Эйнар, — пробасил Ингольв. — У скальдов язык часто вперед головы работает.

Тот лишь стиснул зубы и выплеснул себе в рот остатки пива из рога. Но сел, более ни слова не говоря, только посматривая на Лейви все так же недобро. А скальд скалился в ответ — как бы не случилось драки чуть погодя.

— Что ж, — продолжил конунг Радвальд, когда короткая стычка воинов стихла, — раз таково твое последнее слово, Фадир… Я не стану более задерживаться в доме того, кто пренебрег моим сыном. И более не считаю себя связанным с тобой какими-то уговорами.

— Надеюсь, к лету ты передумаешь, Радвальд, и между нами не случится разлада,

— чуть растерянно проговорил Фадир, похоже, вовсе не ожидав, что все так обернется.

Все вокруг наконец зашевелились, заворчали тихо, поддерживая кто одного конунга, а кто — другого. Радвальд сделал сыновьям знак идти за ним. И те все до единого без возражений последовали за отцом, недобро поглядывая на гокстадцев.

Встал Ингольв тоже, но с укором смотрел он вовсе не на Фадира, а на Радвальда, слоено не считал, что из-за такого сына, как он, можно разорвать только что заключенный договор.

— Видно, не судьба, — криво усмехнувшись, бросил он в сторону Асвейг

И пошел к двери вместе с братьями. А остальные воины из Скодубрюнне потянулись за ним. Асвейг смотрела им вслед, благодаря всех богов за то, что уберегли. Хоть в остальном все закончилось сквернее не придумаешь. Чего теперь от ждать от обиженного конунга? Ведь из-за гораздо меньших ссор люди порой схватываются насмерть. Вальгерд склонилась к мужу и что-то ему сказала. Судя по тому, как тот помрачнел — упрекнула. Может, в прямоте, с которой он отказал Радвальду. А может, и в том, что вовсе не согласился. Фадир выслушал супругу, но упрямо покачал головой, а после встал с места и ушел.

Вскоре пир помалу увял, и протрезвевшие люди начали разбредаться. Асвейг тоже вернулась домой вместе с остальными. И, казалось бы, не случилось все ж неприятного разговора с Ингольвом, а на душе повисла тяжесть, словно получилось все не так, как надо.

Теперь жди беды.

_______________________________________________________

*Херад — объединение землевладельцев в древней Скандинавии.

**Етун — ледяной великан.

***Бальдр — юный бог из асов, любимый сын Одина и Фригг, богини земли и воздуха. Прекрасного Бальдра называли мудрым и смелым, а его любящая и нежная душа излучала свет.

****Хирд — боевая дружина.

Давно рассвело. В плотном туманном воздухе тонул лязг мечей. От обильной росы уже промокли сапоги, а потому Инголье скинул их. Так даже лучше, когда яснее чувствуешь ступнями землю, и оттого точнее становится каждый шаг.

Но сегодня он поддавался. Бил не так сильно, как мог, и уворачивался от ловких ударов затупленного клинка медленнее, чем обычно. Ему нравилось смотреть, как румянятся от усилий его победить щеки Мерд, как блестят капельки пота над губой. Как щурятся голубые, полыхающие разгоревшимся азартом глаза. Она тряхнула головой, откидывая за спину упавшую на плечо косу. Ветер, повеявший с реки, на берегу которой они и устроили разминку, пронесся между ясеней. Сдул с ее лба светлые, распушившиеся от легкого тумана пряди.

И скажи Мерд, что бьешься не в полную силу, так еще чего доброго совсем разъярится и отдубасит хорошенько. А так — больше красуется. Знает, что посмотреть есть на что, даже если почти все скрыто чуть мешковатыми штанами и свободной рубахой, перехваченной на талии простым поясом без вышивки. Для девицы носить мужские штаны — позор. А для Мерд Сереброкосой, дочери ярла Альвина, нет ничего запретного.