Врата судьбы - Агата Кристи

– Он был на поводке, – сказал Томми. – А кроме того, не яего повел, а он меня. Похоже, на кладбище ему очень понравилось.

– Очень надеюсь, что это не так, – сказала Таппенс. – Тыведь знаешь, что за собака наш Ганнибал. Он любит, чтобы все было как всегда. Иесли он возьмет себе за правило каждый день прогуливаться по кладбищу, намгрозят крупные неприятности.

– Право же, он вел себя как очень умный пес.

– Когда ты говоришь «умный», это означает «упрямыйдонельзя».

Ганнибал повернул голову, подошел к хозяйке и стал теретьсяносом о ее ногу.

– Это он тебе сообщает, какой он умный и сообразительныйпес. Он гораздо умнее нас с тобой, – сказал Томми.

– Интересно, что ты имеешь в виду?

– Как прошла твоя встреча? Интересно было, приятно? –поинтересовался Томми, меняя тему.

– Ну, я бы этого не сказала. Люди были со мной очень милы илюбезны, и я надеюсь, что со временем перестану их путать. Понимаешь, поначалутак трудно ориентироваться, все они на одно лицо, и одеты все более или менееодинаково, и очень трудно разобраться, кто есть кто. Разве что увидишь красивуюили особо безобразную физиономию. А в провинции редко встречается лицо,достойное внимания, ты согласен?

– Я сказал, – вернулся Томми к прежней теме, – что мы сГаннибалом очень даже умные.

– Я думала, что это ты только о Ганнибале.

Томми протянул руку и достал с полки книгу.

– «Похищенный», – заметил он. – Ну да, еще одно произведениеРоберта Льюиса Стивенсона. Кто-то, наверное, очень любил Роберта ЛьюисаСтивенсона. «Черная стрела», «Похищенный», «Катриона», еще две книжки. Всеподарены Александру Паркинсону его любящей бабушкой, а одна – любящей тетей.

– Ну и что же? – спросила Таппенс. – Что из этого?

– А я нашел его могилу.

– Что ты нашел?

– Ну, собственно, не я. Нашел Ганнибал. В самом уголке,против маленькой двери, ведущей в церковь. Мне кажется, это вход в ризницу иликуда-нибудь в этом роде. Надпись не очень хорошо сохранилась, многие буквыстерлись, но прочесть все-таки можно. Ему было четырнадцать лет, когда он умер.Александр Ричард Паркинсон. Ганнибал стал нюхать все вокруг, я потянул его заповодок, но успел прочитать надпись, даже несмотря на то, что она такаястертая.

– Четырнадцать лет, – проговорила Таппенс. – Бедный мальчик.

– Да, – согласился Томми. – Очень грустно, но, кроме того…

– У тебя появилась какая-то мысль, Томми. В чем дело?

– Понимаешь, у меня возникли подозрения. Ты меня, наверное,заразила. Самая скверная черта твоей натуры, Таппенс, состоит в том, что, когдатебе что-нибудь втемяшится в голову, ты не молчишь, ты непременно вовлекаешь всвои фантазии других.

– Не могу понять, о чем ты.

– Тут, вероятно, действует закон причины и следствия.

– Да о чем ты говоришь, Томми?

– Я размышлял об этом Александре Паркинсоне, который такосновательно потрудился, – впрочем, ему наверняка это доставило немалоеудовольствие, – придумал секретный код, с помощью которого зашифровал в книгеважное сообщение. Мери Джордан умерла не своей смертью. А что, если это правда?Предположим, что Мери Джордан, кто бы она ни была, действительно умерла несвоей смертью. И тогда – разве не понятно? – вполне возможно, что следующимшагом была смерть Александра Паркинсона.

– Неужели ты думаешь… неужели это возможно?

– Просто невольно начинаешь задумываться, – сказал Томми. –Начинаешь думать… Четырнадцать лет. Нет никаких указаний на то, от чего онумер. Впрочем, на могильном камне это не указывается. Там только небольшаянадпись: «По воле Божией, исполненный радости». Что-то в этом духе. Но… вполневозможно, он что-то знал, ему было известно что-то такое, что могло оказатьсяопасным для кого-то другого. Вот он и умер.

– Ты хочешь сказать, что его убили? Твое воображение заводиттебя слишком далеко, – заметила Таппенс.

– Но ведь это ты начала. Подозрения, воображение – разве этоне одно и то же?

– Ну что ж, будем, наверное, продолжать размышлять, –сказала Таппенс, – и ни до чего не додумаемся, потому что все это было оченьдавно, в незапамятные времена.

Они посмотрели друг на друга.

– Примерно в то время, когда мы пытались распутать делоДжейн Финн, – сказал Томми.

Они снова взглянули на церковь; мысли их обратились кдалекому прошлому.

Многие люди, собираясь переезжать в другой дом, думают, чтоэто – приятнейшее приключение, которое доставит им немалое удовольствие, однакоих надежды далеко не всегда оправдываются.

Новоселам предстоит обращаться к услугам электриков,столяров, строителей, маляров, поставщиков холодильников, газовых плит,электроприборов, а также обойщиков, портних, которые подошьют занавески,мастеров, которые их повесят; а кроме того, потребуется настелить линолеум,обзавестись новыми коврами – для этого тоже придется прибегать к услугамсоответствующих лиц. Мало того, что на каждый день намечалось какое-нибудьопределенное дело, так являлись еще не меньше четырех визитеров из числа тех,которых давно перестали ждать либо о намеченном визите которых давно позабыли.

Случались, однако, и такие моменты, когда Таппенс со вздохомоблегчения провозглашала, что то или иное дело наконец закончено.

– Похоже, что наша кухня теперь в полном порядке, – сказалакак-то она. – Вот только никак не могу найти подходящего вместилища для муки.

– А что, – спросил Томми, – это так важно?

– Конечно. Видишь ли, мука обычно продается в трехфунтовыхпакетах, и она никак не помещается в обычные банки. А они такие красивые иаккуратные: на одной изображена розочка, на другой – подсолнечник, нопомещается в них не больше фунта. Страшная глупость.

Через некоторое время возникала очередная идея.

– «Лавры», – сказала однажды Таппенс. – Какое глупоеназвание для дома. Совершенно непонятно, почему это вздумалось назвать дом«Лавры». Здесь нет никаких лавров. Было бы гораздо более естественным название«Платаны». Платаны здесь действительно прекрасные.

– А раньше, как мне говорили, он назывался «Лонг-Скофилд».

– Это название, похоже, не несет в себе какого-то скрытогосимволического смысла.