Голубоглазый дьявол - Лиза Клейпас

-Тревисы любят конфликты, - сказала я.

Его ореховые глаза тронула улыбка. На его щеках все еще было отражение того разговора, что состоялся с моим папочкой-бульдогом. Улыбка исчезла, когда он откинул мои волосы назад и нежно провел рукой по моему затылку. Он был серьезен и сконцентрирован.

-Ты этого хочешь, Хэвен? Я не смогу жить в мире с самим собой, если причиню тебе боль.

Эмоции захлестнули меня.

-Единственное, что ты можешь сделать, чтобы причинить мне боль, это перестать любить меня.

-Это невозможно. Ты та самая, Хэвен. Ты одна единственная для меня, навсегда.

Он наклонил голову и накрыл мои губы своими. Я жадно ответила на его поцелуй.

-Эй, - сказал он мягко, - что ты скажешь, если мы сбежим и поженимся?

Вопреки моим ожиданиям свадебной церемонии в Лас-Вегасе, где бы нас поженил один из местных Элвисов, мне было предложено на выбор Флорида, Гавайи или Аризона, в гостиницах которых существовали специальные «пакеты тайного бракосочетания», которые включали обслуживание свадебной церемонии, проживание в номере для новобрачных, массажи и разнообразное меню. Гейдж и Либерти оплатили наше венчание в Кейс, которое мы выбрали, - это был их свадебный подарок мне и Нику.

Высказавшись против моего брака с Ником, папа полностью воплотил в жизнь свою угрозу исключить меня из своей жизни. Никаких денег, никакого общения.

- Он придет, - говорили мои братья, но я решительно сказала, что не хочу, чтобы папа приходил: с меня было достаточно его деспотизма и желания управлять моей жизнью до конца моих дней.

У Либерти и меня случилась первая за время нашего знакомства, размолвка, когда она пыталась мне сказать, что Черчилл все еще любит меня, и будет любить всегда.

- Уверена, что так оно и есть, - отрезала я. – Как беcсловесную пешку. Как ребенка. Но не как взрослого человека, имеющего собственные мнения и желания… нет. Он любит только тех людей, которые тратят свои жизни, стараясь ему понравиться.

- Он нуждается в тебе, - настаивала Либерти. – Когда-нибудь…

- Никогда и ничего не изменится, - сказала я. – Тем более, что у него есть ты. – Это было несправедливо по отношению к Либерти, я знала это, но уже не могла остановиться. – Вот и будь для него хорошей дочерью, - опрометчиво заявила я, - А с меня его достаточно на целую жизнь.

После этого моего высказывания надолго воцарилось гнетущее молчание.

Ник и я отправились в Пиано, что к северу от Далласа, где Ник работал менеджером по оценке стоимости в строительной фирме. Это была не та работа, которой он хотел заниматься всю жизнь, но оплата была хорошей, особенно за сверхурочное время. Я получила место маркетингового координатора в «Дарлингтон Хотел», где была ассистентом директора по связям с общественностью и продвижению новых проектов.

«Дарлингтон» была прекрасной, современной гостиницей, немудреной архитектуры фаллической формы из розового гранита. Возможно, именно из-за этого подсознательного сходства, «Дарлингтон» считалась самой романтической гостиницей в Далласе.

- Архитектура Далласа, - как-то поделилась я с Ником, - не отличается разнообразием. Каждое здание в городе похоже на член или кукурузный початок.

- Тем не менее, тебе нравится красная летящая лошадь, - напомнил Ник.

Я должна признаться, что он был прав. У меня была слабость к неоновому Пегасу, установленному на вершине Магнолии Билдинг, построенной еще в 1934 году. Это выглядело вызывающе-индивидуальным на фоне бесплодного горизонта.

Я долго не могла привыкнуть к Далласу. По сравнению с Хьюстоном, он был вычурно-чистым, космополитическим и очень урбанизированным. Гораздо меньше ковбойских шляп, зато больше благовоспитанности. И Даллас был намного политически последователен, чем Хьюстон, у которого политические пристрастия менялись от выборов до выборов.

Даллас, несмотря на его красоту и удобство, напоминал тщеславную женщину, которая стремиться доказать окружающим, что она все также хороша. Возможно, это было связанно с тем, что в отличии от других мегаполисов мира, у него никогда не было порта. Даллас стал игроком на политической арене в 1870-х годах, когда две железные дороги. Хьюстон – Центральный Техас и Техас – Тихий океан, встретились и пересеклись под углом девяносто градусов, таким образом, создав большой коммерческий центр.

Родственники Ника жили или в городе или в пригороде Далласа. Его родители развелись, когда он был еще совсем ребенком, и давно создали новые семьи. Я путалась между всеми этими сводными братьями и сестрами, единокровными братьями и сестрами, родными братьями и сестрами, хотя, как оказалось, это не имело большого значения, потому что между ними не было особого родства и душевной близости.

Мы купили маленькую квартирку с двумя местами на автомобильной стоянке. Я украшала ее недорогими аксессуарами, перекрасила в яркие цвета современную мебель и добавила для колорита плетенные корзины и керамику в мексиканском стиле. В нашей гостиной я повесила в качестве картины, большую перепечатку со старого рекламного плаката, изображающего темноволосую девочку с корзиной фруктов и надписью огромными буквами: ПОСЕТИТЕ МЕКСИКУ – ЗЕМЛЮ ИЗОБИЛИЯ.

- Это – наш собственный оригинальный стиль, - говорила я Нику, когда он пожаловаться, что наша квартира забита дерьмом и ему не нравится юго-западная обстановка. – Я называю это «Астрагалом Икеа». Во всяком случае, я надеюсь, что похоже. Скоро все станут нас копировать. Кроме того, это все, что мы сейчас можем себе позволить.

- Мы могли бы позволить себе гребанный дворец, - мрачно отозвался Ник. – Если бы твой отец не был такой задницей.

Я была озадаченна вспышкой такой враждебности, которая ударила неожиданно как молния. Мое удовольствие от квартиры раздражало Ника. Я только играю в дом, утверждал он. Он хотел знать, счастлива ли я, живя как представители среднего класса.

- Конечно, - говорила я. – У меня есть ты. И я не нуждаюсь в огромном особняке для счастья.

Время от времени казалось, что Ник гораздо больше задет моими изменившимися обстоятельствами, чем я. Он негодовал, что наш бюджет слишком мал для меня. Он ненавидел, что мы не могли позволить себе покупку второго автомобиля.

- Но я действительно не имею ничего против, - отвечала я, приводя его в плохое настроение, потому что если он возражал против этого, то и я тоже должна была.

После таких споров, когда шторм утихал, мир казался еще более сладким.

Ник звонил мне на работу, по крайней мере, два раза в день, только для того, что бы узнать как у меня дела. Мы разговаривали все время.

- Я хочу, чтобы мы рассказывали друг другу все, - сказал он однажды ночью в постели, после того как бутылка вина была наполовину опустошена. – У моих родителей всегда были секреты. А ты и я должны стать полностью честными и откровенными.