Пропуск в райский сад - Натали де Рамон

— Печку включить? — заботливо предложил Бетрав.

— Спасибо, не отказалась бы. До чего же холодная весна.

— Нормальная. Летом еще будем по дождику скучать.

Какое-то время мы молчали. Дворники на стеклах старательно разгоняли струи. Свет передних фар с усилием вырывал из полумрака пару десятков метров темного асфальта. По бокам дороги где-то очень-очень далеко слабо теплились огоньки темных, нечетких, будто нереальных строений.

— Скажите, мсье Бетрав, Марк и Лола — ваши родственники?

— Марк — мой крестник, а Лола… — Бетрав вздохнул. — Она, как бы сказать…

— Его девушка? Его невеста? Ну, намного моложе, так что ж такого? Всякое бывает в жизни!

— Бывать-то оно бывает, но Лола… Не годится она ему! Вцепилась как клещ… Вы не против, если я закурю?

— Я бы тоже не отказалась. Просто теперь не знаю, в какой сумке мои сигареты.

— У меня только «Галуаз». — Он потянулся к бардачку и открыл. — Будете?

— Сойдет. — Мы закурили. — Но Марк вроде бы не возражает, чтобы она помогала ему по хозяйству. Мужчины, как правило, довольно беспомощны в таких делах.

— Она и чувствует себя хозяйкой! А Марк — тюфяк. Другой давно бы дал ей от ворот поворот. Тем более что еще несовершеннолетняя. Ох, женит она его на себе, ох женит! Будь Мари жива — никогда бы такого не допустила.

— Мари — это мать Марка? Она давно умерла?

— Мари… — Бетрав сильно затянулся, приоткрыл окошко и щелчком вышвырнул окурок. — Позавчера схоронили. — Он пристально взглянул на меня и опять уставился на дорогу.

— Боже мой… Как же ему сейчас тяжело! А от чего она скончалась?

— От операции. — Бетрав опять внимательно посмотрел на меня. — А он сам вам не рассказывал?

— Нет. Он просто сказал, что Лола ухаживала за его матерью, когда та болела, а теперь приходит по хозяйству помогать… И дал понять, что все разговоры о его матери — запретная тема. Теперь я понимаю почему. Позавчера… А какая была операция?

— Пересадка сердца. Ей вообще не надо было этого делать! Сколько бы ни прожила — все ее! Все показания были против! Но Мари настояла на своем, как всегда… Теперь Марк считает себя виноватым — не смог ее отговорить. А Мари вообще когда-нибудь можно было от чего-нибудь отговорить? Все по-своему! Абсолютно все… — Он прикурил новую сигарету. — Ладно. Не важно теперь уже. Значит, запретная тема, говорите? — Внимательный, но более спокойный взгляд.

— Да, запретная. — Я улыбнулась. — Окурок я тоже могу выкинуть в окно?

— Без проблем. Хотите еще курить? Берите, не стесняйтесь.

— Да нет. Крепкие. Достаточно.

Я приоткрыла окошко. Сразу пахнуло свежестью, и в лицо полетели брызги. Я выбросила окурок и подняла стекло.

— А отец Марка давно умер?

— Жив-здоров. В Париже живет.

— В Париже?..

— Да. Мари не захотела там жить, а он — здесь. Они быстро развелись. Ей вообще не надо было выходить замуж за Дени! Ясно было как день с самого начала. Но она, говорю же, всегда все по-своему! Никто не указ!

— Моя мать точно такая же. Всегда права только она одна.

— Едете ее проведать?

Я почувствовала прежний испытующий взгляд и покивала как можно безмятежнее.

— Да. Я не была дома два года. Сейчас вот появилась такая возможность.

— Моя жена читала, что вы ждете ребенка. Поздравляю!

— Нет. — Я усмехнулась. — Вовсе нет.

— Правда? — Тот же взгляд повторился. — Интриги?

— Да бросьте! Все гораздо проще. Я действительно хочу детей, но не объявлять же мне во всеуслышание, что сначала мне нужно хорошенько подлечиться, — уверенно соврала я, сожалея, что сболтнула лишнее. — На всякий случай: мне тридцать пять.

— Ха! Логично. Понимаю!

— Только никому не говорите, ладно?

— Хорошо. Нем как карп.

Словно в подтверждение своих слов Бетрав молчал всю оставшуюся дорогу, разве что на въезде в Альбуа попросил показывать ему путь до моего дома.

В сгустившихся дождливых сумерках он выглядел еще неприветливее, чем обычно. Мокрые голые плети тщедушного винограда на стенах, вытоптанный палисадник, брошенная, кажется, еще во времена моего детства железная лейка. Покосившаяся дождевая труба, нацеленная мимо водостока. Тускло светилось лишь окошко на втором этаже.

Я выбралась из машины. Дождь почти перестал — в воздухе просто висела липко-влажная сырость. Бетрав нагрузился моими сумками, отволок их к порогу. Вернувшись, подхватил меня под руку, помогая идти, и тихо предложил попрощаться.

— Не хотелось бы напугать вашу маму униформой вместо радости встречи. Завтра пригоню вашу машину, а за это время вы уже расскажете ей все ваши приключения.

— Вы так добры и деликатны. Огромное вам спасибо!

— Не за что. До завтра, мадам Дакор-Омье! — Бетрав молодцевато приложил руку к фуражке.

— До завтра!

Я дождалась, пока его служебная машина скроется из виду, и позвонила. Помедлила, прислушиваясь, и позвонила еще раз. Из дома по-прежнему не доносилось никаких звуков. Поползли нехорошие предчувствия, и я подумала, что рановато отпустила Бетрава. Позвонила снова и наконец с облегчением услышала, как наверху открывается окно и даже болтовню работающего телевизора.

Я подняла голову.

В окне появилась мама и, зевая, заспанно сказала:

— Ну наконец-то! У тебя ключи есть?

— Вроде брала с собой. Сейчас открою. — Я стала рыться в сумке. — Если ты, конечно, в очередной раз не поменяла замок. Ты же вечно ключи теряешь.

— Ничего я не теряла и не меняла! А дождь что, все идет или перестал? — Она выставила руку из окна.

— Какая тебе разница? Ты же все равно в доме, это я мокну. — Я нашла ключи и начала отпирать дверь. — Спускайся! Просто не понимаю, как можно захлопнуть замок изнутри!

Я заволокла внутрь свои сумки и, включая свет, спросила:

— Мама, ну где ты? Почему ты не спускаешься? — И остолбенела.

— Потому что не могу, дочка. Не видишь, что ли?

Мама стояла на лестничной площадке второго этажа, но лестничного пролета с привычными потемневшими столбиками балясин и перилами просто не существовало…

— Я лестницу уронила, — добавила она. — Приставь, пожалуйста, а то я слезть не могу.

На полу действительно валялась длинная садовая лестница, причем с довольно редкими перекладинами.

— Ну что ты на меня уставилась? — Ее голос зазвучал уже раздраженно. — Ты же сама хотела, чтобы я отремонтировала старую лестницу, даже денег мне дала! Но мы с Анатолем решили не возиться со старой, а построить новую.