Имя этой дружбы – поэтическое братство - Анна Тоом

конституционной монархией93 или Франция с её Республикой94. Осуществить эту мечту передовому русскому дворянству начала XIX века не удалось. Не удалось даже организовать восстание.

Ниже приводится иллюстрация события, произошедшего на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, сделанная одним из очевидцев.

Широким полукругом стоят пехотинцы, ждут приказа своих командиров, но декабристы бездействуют, потому что между ними, как мы теперь знаем из многочисленных документов, – несогласие и разлад. Перед ними – верный императору конный полк. Царские полководцы стягивают его в центр площади, чтобы обеспечить защиту и перекрыть восставшим путь ко дворцу. Позади восставших – петербуржцы с недоумением глядят на происходящее. Над оградой, возвышающейся на заднем плане слева, тоже фигуры любопытствующих. Клубами поднимается над землёй пар от морозного дыхания лошадей, смешанный с дымом начавшихся орудийных выстрелов. Но стреляют не восставшие.

Своих планов декабристы так и не осуществили. Ни одна декларируемая ими цель не была достигнута. И уж совсем нелепыми выглядели их действия в свете тех страшных обвинений, которые вынес им суд95. Они долго стояли, надеясь, что Николай I пойдёт на уступки, но царя это только ожесточило, и с наступлением сумерек, боясь, что взбунтуется ещё и толпа, царь отдал приказ расстреливать повстанцев картечью. То, что можно лишь условно назвать восстанием, было жестоко подавлено.

Несмотря на их беспомощность в качестве заговорщиков, декабристы всё же создали исторический прецедент – после них мечта о переустройстве российского общества уже не казалась несбыточной. Правда, воплотить её удалось только столетие спустя. И уж тогда полки мятежников-современников пошли под переклик горнистов, символизирующий слаженность военных действий. И снова прав автор: Февральская революция 1917 года была гораздо лучше подготовлена, чем декабрьское восстание 1825-го.

Санкт-Петербург. Сенатская площадь 14 декабря 1825 г. Работа К. Кольмана96. 1830-е. Акварель. Хранится в кабинете гр. А. Х. Бенкендорфа в его эстляндском имении Фалль97.

Император в бронзовых ботфортах

Император в бронзовых ботфортах – это, конечно, Пётр Первый, а бронзовые ботфорты потому, что из бронзы был сделан монумент, воздвигнутый Петру на Сенатской площади98. Так в одной строке Антокольский объединил и реального героя, и память о нём, увековеченную в бронзе.

Император Пётр позвал Преображенский полк99 – позвал, несомненно, чтобы защитить русскую монархию: в контексте данного стихотворения – Николая I, своего дальнего потомка династии Романовых. Но тем самым Пётр Первый защищает и себя, и русскую государственность. Разливы улиц распростёртых – символ покорности, побеждённости. Улицы распростёрты, потому что перед мощью Петра всё падает ниц. Вот и лихой кларнетист метнулся и умолк – значит, Преображенский полк одерживает победу: как при Петре Великом, так и Николае I.

Однако чрезмерность игры с временнóй перспективой может создать впечатление хаотичности. Начинает автор с Февральской революции, потом уводит читателя во времена гвардейцев-декабристов и тут же устремляется в эпоху Петра. И над всем этим витает дух Великой Французской революции, в свою очередь, напоминающей о древнем Риме, о Римской республике. Может показаться, что четверостишия сюжетно не связаны между собой, но это не так.

Обратимся ещё раз к приведённой выше иллюстрации Сенатской площади в день восстания 14 декабря 1825 года. Мы видим здесь и гвардейцев-декабристов, и набережную Невы, и монумент Петру I, и кажется, что сам дух Петра витал над Санкт-Петербургом в тот грозный час. Не исключено, что Антокольский, хорошо образованный несмотря на свой юный возраст, тоже знал эту иллюстрацию и, быть может, даже руководствовался ею как документом эпохи. Так или иначе, он не случайно соединил их всех в одном сюжете.

И Санкт-Петербург, и декабрьское восстание, и февральская революция, и петровская Россия, и Преображенский полк, и Нева – это символы, «говорящие» образы, отклики на события прошлого России, связанные исторической логикой. И эти события особенные, знаковые для ментальности российского интеллигента XIX – начала XX веков, каковыми были оба – и Марина, и Павел.

Голос памятный: «Ужо тебе!»

В стихотворении присутствует, хотя и не явно, ещё один персонаж – поэт Пушкин с его знаменитой поэмой «Медный всадник»100. И Нева у Антокольского – пушкинская Нева, и Петра Первого он называет Строителем Чудотворным, как он назван у Пушкина101, и голос памятный – это голос Евгения, героя пушкинской поэмы.

По сюжету поэмы, Евгений, бедный чиновник, влюблён в девушку, живущую у взморья. Из-за наводнения она погибает. От горя Евгений теряет рассудок. Как-то ночью он приходит к памятнику Петра I, которого считает виновником петербургского бедствия, и грозит ему: «Ужо тебе!». После этого безумцу начинает казаться, что всадник мчится за ним, всюду его преследуя. Вскоре Евгений умирает.

Исторической основой «петербургской повести» (так назвал её Пушкин) стало произошедшее 7 ноября 1824 года наводнение, самое глубокое и разрушительное за всю историю северной российской столицы102. Во время морского прилива река Нева разлилась, и утонули, пропали без вести тысячи людей. В стихотворении Антокольского о том трагическом событии напоминают улицы-разливы.

Увлечённый строительством российской столицы («В Европу прорубить окно / Ногою твёрдой встать при море»103), император Пётр I не думал о той угрозе, которой подверг жителей, в особенности – бедную часть населения, живущую в низине. Он был озабочен могуществом России как государства, но игнорировал интересы простонародья. В конце концов, то, что имело военное значение для державы («Отсель грозить мы будем шведу»104), обернулось несчастьем для её собственных граждан.

Уже в юности большой поклонник Пушкина, Антокольский вслед за своим кумиром возвеличил Петра Первого, спроецировал его на все эпохи. У него Пётр и сегодня жив, оттого и «вспоминает» пригрозившего ему несчастного безумца из следующего столетия.

«Но пусть хоть вечно останется жив, – как бы говорит Антокольский вслед за Пушкиным, – кулак, обращённый к нему, тоже вечен».

Этой мыслью о неизбежном возмездии – «Ужо тебе!» – и заканчивается стихотворение. Пётр Великий покорил природу, заложив столицу российского государства «при море», и в результате жители Санкт-Петербурга по сей день расплачиваются за грандиозность государевых строительств, страдают от разрушительных наводнений. Николай I не пожелал диалога с декабристами: казнил их, сослал в Сибирь, заточил в казематы, – а через сто лет пришли другие бунтари и без всяких переговоров попросту расстреляли Николая II и всю его семью105. Едва ли предвидели декабристы, мечтая о революции, что она будет направлена против них же, но когда она наконец грянула в октябре 1917-го, началось тотальное