Имя этой дружбы – поэтическое братство - Анна Тоом

и её отношение к русской политической трагедии незримо присутствуют и в его стихотворении.

Удивительно, как Антокольский не побоялся посвятить своё стихотворение княгине – в самый исторически неподходящий момент! Это был смелый поступок. Это был вызов времени. Его и услышала Марина Цветаева в ту позднюю осень 1917 года в тёмном вагоне поезда, мчавшегося в Крым. Потому и пришла знакомиться к своему младшему собрату Павлику Антокольскому.

Примечание

Работа впервые представлена на XIX Международной научно-тематической конференции в Доме-музее Марины Цветаевой в 2016 году; позже опубликована в сборнике докладов конференции.

Цитировать: Тоом А.И., Тоом А.Л. Так о Ком мечтали деды? – К истории знакомства Павла Антокольского и Марины Цветаевой // … XIX Международная научно-тематическая конференция, 8-10 октября 2016. М.: Дом-музей Марины Цветаевой. 2018.

О русской артистической молодежи начала ХХ века и ошибках современных литературоведов

Не так давно, сначала в англоязычном Интернете, а затем и в иностранных книгах по русской литературе, я нашёл крайне удивившие меня утверждения о гомосексуальной связи двух видных деятелей русской культуры ХХ века: поэта Павла Григорьевича Антокольского (1896–1978) и режиссера Юрия Александровича Завадского (1894–1977). Я мог бы и поверить этим утверждениям на слово, тем более что авторы их считаются хорошо известными в профессиональной литературной среде, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что Павел Антокольский приходится мне дедом. Я тесно общался с ним более тридцати лет, после его смерти написал о нем воспоминания124, содержащие подробное описание его жизни, характера, привычек (в России эти воспоминания получили широкую известность), – и c полной уверенностью заявляю, что сведения эти, мягко говоря, неверны. Дед был большой любитель женщин, о чём хорошо известно благодаря присущей ему общительности и демонстративности поведения. Что же касается Юрия Александровича Завадского, не имея чести быть с ним лично знакомым, знаю, что и он смолоду имел необычайный успех у прекрасного пола и подчас злоупотреблял этим, о чём я слышал от деда, читал в его воспоминаниях, а также – у Марины Ивановны Цветаевой, с которой Антокольский и Завадский дружили в молодости. Острая на язык Фаина Георгиевна Раневская, знаменитая актриса театра, которым Юрий Александрович руководил, как-то назвала его «перпетуум кобеле», имея в виду, конечно же, его бесконечные связи с женщинами, даже и в преклонном возрасте. Таким он остался в воспоминаниях современников.125

В огромном коллективе театра, успешно возглавляемом Завадским, работали актёры разных сексуальных ориентаций – Юрий Александрович слыл руководителем-либералом, но сам он всю жизнь был верен одной ориентации – дон-жуановской.

Откуда же взялся этот вымысел? Зачем и кому понадобилось беспардонно лезть в частную жизнь двух знаменитых людей, ныне уже покойных, распространяя о них ложные слухи? Думаю, что я нашёл источник. Это – книга «Марина Цветаева: женщина, её мир и её поэзия», написанная признанным в США специалистом по русской литературе Саймоном Карлинским.1263 Книга эта была издана респектабельным издательством Cambridge University Press в 1985 году и дважды переиздана.

Сам тот факт, что зарубежные филологи обращаются к богатой своими духовными традициями и талантами русской литературе, вызывает одобрение. Интерес западных славистов к Марине Ивановне Цветаевой, чьё имя и творчество в СССР были под запретом почти сорок лет, можно только приветствовать. Но мы вправе ожидать, что к анализу произведений русской литературы зарубежные исследователи подойдут со знанием русской культуры, её национальных традиций, а также – конкретной эпохи и условий жизни, в которых эти произведения создавались. Опыт показывает, однако, что это происходит не всегда.

Вот что написал Саймон Карлинский в вышеупомянутой книге: «Многосторонние взаимоотношения, обрисованные в мемуарах и в стихах, намного превосходили по сложности те, что были в 1909-10 годах, и это было отражено в “Вечернем альбоме”. Начнём с того, что хотя Антокольский и Завадский впоследствии женились, в то время, когда Цветаева их встретила, они были в разгаре любовной связи друг с другом. Она была очарована их любовью и решила не мешать ей». (Пер. с англ. выполнен мной. – А. Т.). Далее Карлинский приводит в сокращённом виде то стихотворение Марины Цветаевой, на основе которого он и делает свои далеко идущие выводы. Вот как выглядит это стихотворение без сокращений127 :

Спят, не разнимая рук –

С братом – брат,

С другом – друг.

Вместе, на одной постели.

Вместе пили, вместе пели…

Я укутала их в плед,

Полюбила их навеки.

Я сквозь сомкнутые веки

Странные читаю вести:

Радуга: двойная слава,

Зарево: двойная смерть.

Этих рук не разведу. Лучше буду,

Лучше буду

Полымем пылать в аду!

Это стихотворение, первое в цикле «Братья», написанном Мариной Цветаевой об Антокольском и Завадском в январе 1918 года, – единственный аргумент Карлинского в пользу их гомосексуальной связи. Что меня больше всего поражает, это не просто ошибка Карлинского; в конце концов, ошибиться может каждый. Меня поражает контраст между одухотворённостью стихотворения Цветаевой и примитивностью толкования этого стихотворения Карлинским. У Цветаевой речь идёт о творческой встрече трех талантов, а Карлинского интересует взаимодействие полов! Фиаско его бескрылой интерпретации становится ещё очевиднее при дальнейшем чтении. Привожу второе стихотворение того же цикла с сокращениями:

Два ангела, два белых брата,

На белых вспененных конях!

Горят серебряные латы

На всех моих грядущих днях.

И оттого, что вы крылаты –

Я с жадностью целую прах.

Два всадника! Две белых славы!

В безумном цирковом кругу

Я вас узнала. – Ты, курчавый,

Архангелом вопишь в трубу.

Ты – над Московскою Державой

Вздымаешь радугу-дугу.

Несомненно, что Цветаева восхищается творческими, а не сексуальными достоинствами и успехами своих друзей. А вот начало и конец третьего и последнего стихотворения цикла:

Глотаю соленые слезы.

………………………………….

Умчались архангелы в небо,

Уехали братья в Париж!

Приведённые отрывки повествуют сначала о дружбе «братьев» с Цветаевой и её тревоге за их судьбу; об их бурном творческом взлёте и, наконец, их уходе. Нельзя не заметить в стихах чувства горечи: после успеха «братьев», которому Цветаева так радовалась и который она (небезосновательно) приписывала отчасти своему влиянию, они покинули её. Так и было в действительности: после многих часов, проведённых в обществе Марины и очень продуктивных для них, начинающие поэт и режиссёр внезапно увлеклись своими первыми самостоятельными постановками в студии Вахтангова, ещё больше сдружились на этой почве и стали редко у неё бывать.

Впоследствии Антокольский не раз жалел об этом. Вот что он написал много лет спустя в своем дневнике (запись от 27