В когтях неведомого века - Андрей Ерпылев

– La biere… nous ne tenons… pas[9], – сообщил он, запинаясь чуть ли не на каждом слове, минуты эдак через две, причем с ужасным акцентом, не то что с нижегородским, а… – Le monsieur[10]…

– Comment tellement?[11]– возмутился Георгий. – Mais comment la representation a l'enseigne?[12]

– La representation a l'enseigne[13]… La representation a l'enseigne… – забормотал странный бармен, почти полностью скрывшись из вида, потом, видимо отчаявшись, взгромоздил на стойку огромный «гроссбух», растрепанный и похожий на кипу макулатуры, и принялся яростно листать его, слюня время от времени пальцы. – La representation a l'enseigne… Как же это сказать-то?..

– Что вылупился, чурка с глазами? – ласково спросил он, пристально глядя в лицо Арталетову, потерявшему от изумления дар речи. – Не понимают ни черта, заразы шепелявые, а ты тут объясняй им… Как это сказать-то? La representation a l'enseigne…

– Так вы русский?!!..

* * *

– И шастают тут, и шастают, – ворчал себе под нос кабатчик, разочарованно пряча под стойку свой словарь-гроссбух и яростно протирая совершенно сухую стойку перед собой ветхой тряпкой. – И шастают, и шастают… Полы не успеваешь мыть за ними…

Очевидно, прояснив для себя национальную принадлежность раннего посетителя, хозяин окончательно потерял к Георгию всяческий интерес. Тот же, напротив, начал терять терпение:

– Так вы мне дадите пива или нет?

– La biere… Тьфу ты, пропасть… Пива нет. Русским языком сказано.

– Почему нет? На вывеске же ясно…

– Не завезли!!! – рявкнул кабатчик, швырнув на стойку тряпку, и прорычал сквозь зубы: – Могу предложить вино! Бапризо! Лариньяк!! Сотерн!!!..

– А воды?.. – робко поинтересовался Арталетов, так как замысловатые названия местных вин ему ровно ничего не говорили.

– Всегда пожалуйста! – радушно улыбнулся хозяин щербатым ртом, указывая пальцем на дверь. – Там, у порога, превосходная лужа. Свежая, вчерашняя… Будете довольны! Пейте себе на здоровье!..

Заключив, что лучше уж вино, чем ничего, путешественник решительно потребовал:

– Стакан этого… лариньяка, и побыстрее!

Кабатчик вместо того, чтобы кинуться со всех ног исполнять приказ, заинтересованно разглядывал что-то на притолоке, совершенно не обращая внимания на бедного, осатаневшего от жажды «дворянина».

– Стакан лариньяка, – тоном ниже попросил Жора. – Вы не расслышали?

Грубиян наконец снизошел до него, презрительно процедив через губу:

– Стаканами не продаем. Берите бутылку.

– Сколько? – удрученно вздохнул Георгий. Он понял, что непробиваемого хозяина кавалерийскими наскоками ему не осилить…

Впервые с момента встречи абориген проявил явный интерес к гостю. Теперь в его взгляде читалось неприкрытое желание содрать с заезжего чудака побольше и не продешевить при этом. Борьба жадности и здравого смысла продолжалась долго.

– Три лиарда[14]! – наконец брякнул он, решившись, и тут же добавил: – Четыре!

Снова вздохнув, Арталетов привычно полез в карман за деньгами, но, когда он уже засунул туда руку, его вдруг пронзила мысль, что о местной валюте он не позаботился.

«Вот так номер! – Краснея под презрительным взглядом кабатчика, Георгий шарил в девственно пустых карманах, не в силах признать очевидное. – Как же я тут буду? С шапкой на паперть, что ли? Сами мы, дескать, не местные…»

– Вон же на поясе кошелек висит, – с той жалостью, с которой обычно обращаются к убогим, указал в конце концов хозяин, когда обоим стало ясно, что тщательный осмотр пустых карманов, даже по третьему разу, ничего путного не даст. – Бестолочь!

Поблагодарив в душе предусмотрительного Серого, Георгий высыпал на ладонь из кожаного, шитого золотом, мешочка с завязками горку разноцветных монеток, отдаленно напоминавших столь презираемые россиянами «серебро» и «медь», и принялся копаться в этом разнообразии, мучительно гадая, где тут эти самые «лиарды».

«А-а, будь что будет! – решился он, поняв, что получается похоже на гадание по кофейной гуще, и жестом истинного мота швырнул на прилавок тоненько зазвеневшую мелкую беленькую монету, смахивающую на нашу копейку. – Вряд ли вино в этой дыре стоит дорого… А окажется мало – добавлю».

Рука почему-то сама собой потянулась к эфесу шпаги…

Под алчным взглядом хозяина кабака монетка весело описала правильную окружность по грязной доске и замерла, прихлопнутая могучей ладонью. Попробовав денежку на зуб, кабатчик удовлетворенно кивнул и, спрятав в стол, принялся выставлять перед собой запыленные темные бутылки с длинным горлышком, разительно напоминающие виденные на военных сборах противотанковые гранаты.

Арталетов все более округляющимися глазами следил за ростом бутылочного воинства, пока оно по численности не достигло штатного мотострелкового отделения.

– Э, э! – спохватился он, уже понимая задним числом, что номинал невзрачной монетки намного (очень-очень намного) превысил цену, заломленную простофилей-хозяином за бутылку вина. – Мне столько не нужно!

– А у меня сдачи нет! – нагло соврал кабатчик, продолжая выставлять бутылки с размеренностью автомата.

С трудом удалось его уговорить часть выпивки заменить закуской и все-таки выдать сдачу этими самыми лиардами – грязными медными монетами грубой чеканки, из-за которых кошелек сразу потяжелел втрое, но все равно стол перед пригорюнившимся путешественником ломился от винных бутылок, по емкости приблизительно равных отечественным «ноль семь». Никак не входило в его планы напиваться до бесчувствия в первые часы пребывания в чужом времени.

– Кушайте на здоровье! Не подавитесь часом! – вежливо пожелал довольный гешефтом кабатчик Арталетову и направился было за свою стойку, когда тот остановил его:

– А вообще, собственно говоря, почему вы так со мной обращаетесь? – вспомнил наконец Георгий о своем дворянском звании. – Я же все-таки дворянин!

– Ха! – уткнул руки в боки хозяин, смерив его взглядом с ног до головы. – Видали дворянина? Да вы скорее комедиант, сударь, чем дворянин! И одеты в какие-то дедовские обноски, и шпага у вас на боку словно палка болтается, да и пришли пешком!