Дом без воспоминаний - Донато Карризи

итальянцы. И общественное мнение тоже не слишком ими интересовалось. Наверное, сейчас неожиданный поворот дела даст достаточно пищи для социальных сетей, будет чем насладиться пользователям.

В конечном счете истина может оказаться более простой и одновременно ужасающей, чем мы пытаемся вообразить.

Именно это сказала Анита Бальди, излагая Джерберу причины, по которым требовалось его вмешательство. И в свете того, что произошло потом в игровой комнате, слова судьи оказались не просто предчувствием.

Этот мальчик скрывал некую тайну, слишком для него большую.

Поскольку и тысячи сеансов гипноза не хватило бы, чтобы добраться до нее и понять, что на самом деле произошло с мальчиком, роль детского психолога на этом, можно сказать, заканчивалась. Поставив подпись под свидетельскими показаниями, он мог идти домой. Ему не нужно было и дальше копаться в этой истории, и он, наверное, больше никогда бы не увидел Нико. После того, что случилось сегодня ночью, такая мысль приносила облегчение.

И все-таки он продолжал записывать свои впечатления в блокнот, который завел специально для случая с мальчиком.

Может быть, потому, что, ожидая соблюдения формальностей, через открытую дверь кабинета он успел услышать версию, к которой все больше и больше склонялись следователи. А именно: что Николин, под каким-то предлогом заманив мать в безлюдную местность, нарочно устроил инцидент с проколом шины. Воспользовавшись ситуацией, убил ее, избавился от тела, а потом углубился в лес, чтобы запутать следы.

Даже если на мгновение представить, что двенадцатилетний мальчик способен разработать такой план, то как он мог несколько месяцев выживать, прячась в лесу? Но это не слишком волновало следователей. Там оставались брошенные хижины, где он мог укрываться. Что до еды, он мог время от времени выходить из леса на хутора или в окрестные селения, красть пищу или, на худой конец, рыться в помойке.

Однако Джербера такая версия не убеждала.

Он не мог отделаться от впечатления, что мальчик выглядит сытым и, что заметила и судья Бальди, внешне он не запущенный: как с одеждой, так и с личной гигиеной все в порядке. Наверное, этому тоже найдется объяснение, но психолог не одобрял методов следствия, направленных на то, чтобы подогнать факты под наиболее удобную версию.

Единственной, кто отказывался верить в очевидное, была пожилая владелица конюшни, которая нашла Нико в лесу: узнав, что ребенка отправят в заведение для несовершеннолетних преступников, она сама поняла, какой оборот принимает дело, хотя никто и не сообщил ей о так называемом признании. Женщина стала возмущаться, потребовала, чтобы ей дали поговорить с судьей. Но ее попросту попросили удалиться.

Направляясь к выходу, она, с опушенной головой, прошла мимо Джербера, и тот огорчился за нее и за то, как с ней обошлись.

Тем временем ожидание затягивалось до бесконечности, и гипнотизеру представилась возможность в подробностях припомнить все, что происходило в игровой комнате. Заново анализируя сеанс, воспроизводя в памяти слова мальчика, он увидел несообразности, которые никак не складывались в логическую цепочку.

Мелочи, но чем больше он размышлял, тем упорнее пытался отыскать в них смысл. Решил занести их в тетрадь.

Когда я спросил, как его зовут, Николин пришел в смятение.

Затем упомянул некоего «Арнау».

Еще одна деталь: он говорит без иностранного акцента, может ли ребенок за четыре года так хорошо освоить итальянский?

Наконец, диссонирующая фраза.

«Сначала три условия, потом вопросы».

Джербер отдавал себе отчет, что его занятие чисто умозрительное, почти вовсе бесполезное, ведь он сам в глубине души не видел альтернативы тому, что Николин, несмотря на юный возраст, совершил нечто ужасное. Может быть, лучше не ломать голову, не искать воображаемых путей в обход реальности, это лишь жалкие уловки, не позволяющие принять тот факт, что миром правит слепая, немилосердная сила, поэтому даже дети могут запятнать себя невыразимыми преступлениями. Стало быть, не стоит упорствовать в поисках выбивающихся из контекста деталей, он всего лишь утонет в водовороте мыслей, но это вряд ли изменит положение вещей.

Но еще кое-что нарушало логическую цепочку.

Пуговица, вот-вот готовая оторваться, и то, что у меня были при себе иголка и нитка такого же голубого цвета, кажется мне сейчас совпадением, слишком… совпавшим.

Записывая это, он осознал, что последняя заметка уже не относится к оценке психического состояния ребенка, а он как консультант, приглашенный судом, должен избегать подобных умозаключений, даже если они напрямую касаются его самого. Он будто снова пытается найти истину, не совпадающую с официальной версией. Но ведь это задача следователей, не его.

Около трех часов утра женщина-карабинер наконец позвала его в кабинет, где он подписал протокол, в котором излагалось его мнение как эксперта. Когда речь зашла о том, чтобы подтвердить виновность ребенка, Пьетро Джербер на мгновение заколебался. Хотя по возрасту Николин не мог отвечать за убийство перед судом и ему нельзя было предъявить обвинения, заключение эксперта могло омрачить его будущее. Много раз, занимаясь делами несовершеннолетних, психолог сталкивался с аналогичной ситуацией: ответственность была огромной. Но никогда еще ему не было так тяжело поставить свою подпись внизу листа.

Закончив дела, он не испытал желания задержаться еще или снова встретиться с Бальди. Он полагал, что судья занята решением новых проблем, возникших при дальнейшем рассмотрении этого сложного случая. Через несколько часов предполагалась пресс-конференция, и Джербер прекрасно знал, во что это выльется.

Мир обретет нового флорентийского монстра, на этот раз в облике ребенка.

За первоначальной шумихой и замешательством последует более низменное чувство: любопытство. Начнется оголтелая охота за нездоровыми подробностями, и ужас рассеется, уступив место более обыденной литургии, состоящей из слухов и сплетен. На самом деле люди, прослышав о кровавом деянии, первым делом ищут страницу преступника в соцсетях. И только потом – страницы жертв. Будто показывающий абсолютную вменяемость профиль будущего монстра в «Фейсбуке» или «Инстаграме», уже таит в себе ростки злодейства или безумия.

Но зло не всегда можно объяснить.

И Джербер хотел, чтобы эти люди ощутили то же, что он сам испытал в игровой комнате, тот же ужас, то же смятение, какие психолог почувствовал, прежде чем Николин снова стал всего лишь ребенком. Будто бы два существа находились внутри его.

Безобидный двенадцатилетний мальчик и хладнокровный убийца.

Быстро спускаясь по мраморной лестнице, чтобы покинуть суд, психолог сжимал в кармане черный блокнот, в котором исписал только две страницы. Остальные так и останутся нетронутыми, а блокнот окажется в его архиве, под вечной охраной врачебной тайны, которая не позволит ни огласить его содержание, ни уничтожить его.

Улеститель детей