Кремль 2222. МКАД - Дмитрий Силлов

Это правильно. Он хозяин, ему и первое слово.

— Именем князя нашего я, подьячий Тайного приказа, уполномочен арестовать преступника и изменника, дружинного разведчика Данилу.

— Не крутовато ли берешь, Савелий? — спокойно поинтересовался Степан, похоже знавший подьячего лично. — С каких это пор боярин Данила, Кремль спасший, стал преступником? Да хоть бы и так. Дружина своих не выдает. Мы все прямо сейчас к князю пойдем и выясним, кто на самом деле в Кремле измену учиняет!

Слово «боярин» Степан выделил голосом. Но на подьячего ни титул Данилы, ни последующая речь Степана ни произвели ни малейшего впечатления.

— В случае сопротивления я имею распоряжение от самого тайного дьяка применить оружие против смутьяна и всех, кто будет препятствовать его аресту, — проговорил Савелий. — Данила идет с нами, а вы все идите после куда желаете. На вас я пока ордера на арест не получал.

После чего подьячий вытащил из-за пазухи листочек бересты, развернул. Что на листочке написано, отсюда не разобрать, но комочек застывшей смолы с орлиной печатью даже в трактирном полумраке Данила успел рассмотреть — зрение у него всегда было отменное.

— Знаешь чего, Савелий, — сказал Тимоха, вольготно разваливаясь на лавке и ставя на нее начищенный сапог, благо места хватало. — Я вот думаю, а не пойти ли тебе, ёшкина кошка, живым лесом да вместе со своей пристяжью? Два десятка дружинных вы все равно не расстреляете, вас наши же кремлевские в лоскуты порвут. А вот мы вам, ежели станет надобность, наваляем по сусалам легко и непринужденно. И автоматы не помогут, которые, кстати, Данила в Кремль и привез…

— Погоди, Тимоха, — сказал Данила, поднимаясь с лавки. И добавил, глядя на подьячего: — Ну коли так, пошли, что ли?

— Это что за дела, боярин? — в голос загалдели дружинники. Многие вскочили с мест, не обращая внимания на автоматы. — Чтоб мы своего товарища отдали каким-то лихоимцам, о которых еще вчера никто и не слышал? Да ни в жисть не бывать этому!

— Остыньте, братцы, — слегка повысил голос Данила. — Дальше красных стен все равно не уведут. А до князя, думаю, все равно дойдет то, что здесь произошло. Ему и решать.

— Что дойдет, то не сумлевайся! Прям сейчас и пойдем к нему! Дружинный люд да по навету под автоматами водить, словно татей ночных, — не бывать такому!

Голоса дружинников набирали силу. Автоматчики слегка попятились, вжимаясь спинами в стены. Здоровенные богатыри в ярости — зрелище не для слабонервных. Вполне возможно, что сейчас автоматы казались людям в балахонах детскими игрушками, едва ли способными остановить ярость профессиональных воинов, с детства приученных как к оружному, так и к рукопашному бою. Еще немного — и у кого-нибудь могут не выдержать нервы. Или опричник на спуск нажмет, или кто из дружинных выкрикнет «гойда!» и метнет вилку или тяжелую кружку в голову ближайшего автоматчика.

Данила не стал ждать такой развязки, одним махом перепрыгнул через лавку и быстрым шагом направился к подьячему. Тот едва заметно кивнул головой, развернулся и, возможно, излишне поспешно для столь высокого чина выскочил за дверь. Следом за ним, наклонив голову, чтоб не задеть макушкой верхний косяк, вышел наружу Данила. Сзади него послышался поспешный топот — то опричники, не опуская автоматов, покидали трактир, пятясь задом наперед, словно большие мутировавшие раки.

Так они и прошли по улице меж Арсеналом и Кремлевским дворцом, ощетинясь стволами во все стороны.

Данила усмехнулся про себя. Новые времена, новые порядки. И люди новые, появившиеся словно из ниоткуда и напялившие на себя рясы, скрывавшие фигуры, лица и намерения. Хотя нет, намерения-то очевидны. Ведут его сейчас к зданию Сената, а кто не знает о тамошних подвалах? О которых, кстати, никто точно ничего и не ведает, только слухи одни. И что там творится сейчас — неизвестно.

«Вот, похоже, и узнаем лично в скором времени, — горько подумал Данила. — Н-да, не для того я вез сюда автоматы. Думал, кремлевские от нео обороняться будут. А оказалось, что от своих же дружинников…»

Пройти оставалось немного. Лишь рощу живых деревьев миновать, за которыми возвышались купола Храма Двенадцати Апостолов. Два места было опасных внутри Кремля — Тайницкий сад и вот эта роща, которую не вырубили, чтоб за топливом зимой до Тайницкого сада далеко не топать, если у кого вдруг дрова закончились. Удобно — неприкосновенный запас прямо посреди Кремля. Только запас получился поагрессивнее, чем деревья в Тайницком саду. Может, потому, что маленький всегда бойчее большого да сильного за жизнь цепляется. Короче, рубить ветки в роще ходили самые ловкие и сильные мужики, причем обязательно вдвоем. Зазеваешься, захватит гибкая ветвь руку, притянет к себе дерево, нащупает шею присосками-паразитами и медленно, минут за десять, высосет всю кровушку. Потому так и работали — один рубит ветки, а второй стоит наготове с топором, следит, чтоб дровосека дерево не поймало.

В общем, почти прошли конвоиры с Данилой мимо рощи, по привычке опасливо косясь на кривые стволы и медленно шевелящиеся толстые корни, словно змеи, наполовину высунувшиеся из земли и высматривающие добычу. Вдруг один из опричников подал голос:

— Гляньте-ка! Вот чудо-то невиданное!!!

Меж стволами деревьев неторопливой походкой шел старец. Высокий, борода до пояса. В сухой, но еще сильной руке зажат посох, богато украшенный золотом и каменьями. Была на старце простая одежда примерно того же кроя, что и на опричниках, только снежно-белая, без единого пятнышка. Данила ясно видел, как хищные ветви деревьев тянулись к человеку, но буквально в вершке от головы старика резко останавливали движение, словно наткнувшись на невидимую преграду.

Тому же, казалось, и дела не было до плотоядной растительности. Он просто шел там, где ему было удобно, по кратчайшей дороге меж Храмом и тем местом, куда он наметил добраться.

Заметив старика, подьячий невольно ускорил шаг. За ним, оторвавшись от созерцания белой фигуры, заспешили и опричники, подталкивая Данилу стволами в спину.

Но не тут-то было.

— А ну погоди, Савелий.

Голос старика был негромким. Тихо он сказал, ан все услышали. И остановились — кроме подьячего.

— Да ты, никак, бежать от меня вздумал? Грехи подгоняют? Или совесть нечистая?

Подьячий, успевший оторваться от своих опричников шагов на десять, наконец, остановился. Повернулся на голос.

— Извини, отец Филарет, не заметил тебя. Задумался малость.

— Поди, все о службе думы твои? — участливо поинтересовался старец.

— О ней, отче.

Слегка потерявшийся голос подьячего вновь обрел твердость. И глаза он поднял на старца по-прежнему бесцветные, безразличные. Хотя за мгновение до этого показалось Даниле, что мелькнуло в них что-то похожее то ли на смятение, то ли на страх малолетнего пацана, пойманного в клети за банкой варенья. Правда, могло и показаться. Не из тех подьячий, кого можно напугать, не гляди, что ростом да статью не вышел. Ему и то и другое его опричники с лихвой заменяют.