Ядовитая боярыня - Дарья Иволгина

— Мы не играем в детектив, — возразил Сергей. — Мы опять оказались посреди чужой интриги. И для того, чтобы она нас не придавила, нам следует в ней разобраться.

— Он прав, — обратился к Наташе Вадим. — Если у тебя есть мысли по поводу, давай. Любая инициатива приветствуется.

— Нет у меня мыслей, — огорчилась Гвэрлум. — Все это ужасно, печально и так далее, но мыслей у меня никаких нет. Только общие теории касательно смерти.

— Скоро брат Лаврентий приедет, у него этих теорий целый воз, — сказал Эльвэнильдо, он же Сергей Харузин. — Но он вообще парень толковый и разберется со свидетелями и преступниками в два счета.

— Ты в это веришь? — удивился Вадим.

— Сказать тебе честно? — Харузин прищурился. — Нет.

Пока ждали Лавра, каждый занимался своим делом: Вадим совершенствовался в верховой езде, признав свою несостоятельность в этом виде искусства, Харузин разбирал очередную книгу, а Наталья под ласковым руководством Флора знакомилась с обширным и, как выяснялось постепенно, многосложным хозяйством. Для начала, по ее же просьбе, Флор рассказал, как в здешних условиях варят пиво.

— Солода ячного четвертушку, — говорил Флор, водя Натальиными руками над бочками с припасом, — да овсяной муки полумеру, а гороховой муки растереть как следует — умеешь?

Наталья брала ступку с пестиком и терла, терла, а сама улыбалась Флору и сдувала со лба прядку волос непокорных. Флору эта прядка нравилась, хотя давно уж пора было Наташе перестать выстригать себе челку и уложить волосы на пробор, по-девичьи. Но все никак не получалось, медленно отрастают.

— Вот смотри, Наташа, мы с тобой пиво для веселья делаем, — говорил ей Флор, намекающе улыбаясь, а у нее сердце так и замирало: неужели все-таки женится? И тотчас сердилась на себя Гвэрлум: что она, в самом деле, ведет себя как красна девица! Может, внешне все и похоже на сказку с разными там атрибутами, вроде кокошников, но на самом деле сказок не бывает. Даже на ролевых играх они случаются крайне редко, а уж там столько народу старается сказку слепить из подручного материала!

— Если же пивцо для веселья делают, то сусло спускают, добавляют в сусло полведра вина, и если прокиснет вино в сусле, то в пиве это уже будет незаметно, — рассказывал Флор.

— Так вот оно что! — сказала Наталья. — У нас в Питере пиво делают… Знаешь, кстати, что Петербург считают пивной столицей России?

— Хорошо пиво варят? — спросил Флор, улыбаясь от уха до уха. Рядом с Натальей забывались беды, оставалась одна только радость от ее присутствия.

— Много, — уточнила Гвэрлум. — Очень много. И фестивали пивные проводятся. Ну, праздники. Народ по площадям и улицам ходит, горланит песни и пьет пиво. И потом на траве лежит. Кстати, все беззлобные ходят, не ругаются и не дерутся. Просто пьяненькие. Как рыбка снулая…

— Смешно! — фыркнул Флор.

— Я думала, что разбавлять пиво спиртным — это изобретение двадцатого века, — продолжала Гвэрлум. — А это, оказывается, еще при Иоанне Четвертом делали… Вот так номер!

— А что в этом дурного? — удивился Флор. — Все продукты добрые. Пиво нужно кипятить, и когда закипит оно, нужно бросать хмель в кадь с кипятком, а потом укутать его рогожкой крепко-накрепко, чтобы хмель прел, и пиво доходило, сохраняя запах. И знаешь еще что? Давай-ка посмотрим, как наши бочки поживают. Пиво нужно сразу захолаживать и в бочки сливать после того, как оно поспеет, иначе невкусное. А если по мерникам сперва разливать, то вкус уже не тот…

— Мерники — это что? — уточнила Наталья.

— А сосуды, — пояснил Флор.

Гвэрлум слушала, губу покусывала, размышляла сразу о нескольких вещах: та мысль, что на поверхности, была об увиденном; другая, более потаенная, — о погибшей питерской жизни; имелась и третья, в глубине сердца, — о том, что пора бы на Флорушку мягонько так надавить и вынудить новгородского корабельщика сделать ей, Гвэрлум, интересное предложение.

Пока же она решила поддержать беседу о хозяйстве.

— У нас книг про это дело печатают — море, — сообщила она.

— Вот ты скажи, Наташенька, — заговорил Флор, отвращаясь от пива и поглядывая на девушку, — как у вас книги делают?

— Их на заводах делают, целыми пачками, — сообщила Гвэрлум. — Кулинарные книжки — с картинками. А давно, лет пятьдесят назад… То есть, я хочу сказать, когда еще моя бабушка была молодая, выходили замечательные толстенные тома «Беседы о домашнем хозяйстве». Там все было. И как вязать, и как готовить, и как расставить мебель, и как подбирать одежду, чтобы в тон и красиво…

— Так это «Домострой»! — обрадовался Флор.

Гвэрлум отчаянно сморщила нос. «Домострой» был очередной «роковой книгой средневековья» и следовал в системе ценностей Натальи Фирсовой сразу после «Молота ведьм».

— Как ты можешь читать такую гадость, Флор! — воскликнула она. От негодования у нее каждая жилка с поджилкой задрожали. — Это же книга о том, как угнетать женщин! Как «учить» их вожжами и все такое. Пособие для садиста. Сперва поучи, а потом приласкай. Как же, читали.

— Не знаю, что ты читала, — удивился Флор. — У меня эта книга есть. У нас в Новгороде подобные труды давно составляются, а последний писался Сильвестром… Ты слыхала о Сильвестре? — спросил он очень осторожно, боясь зацепить наташины чувства, поскольку давно уже понял: никогда нельзя предсказать заранее, что будет известно этой красивой странной девушке, что затронула его сердце, а что окажется для нее совершенно в новь и диковину.

— Только о коте, — фыркнула Гвэрлум, все еще сердясь на Флора за его попытки защищать «Домострой».

— О каком коте? — изумился в свою очередь Флор.

— Который ловил птичку Твитти… Я крошечка-птичка, я в клетке сижу, — пропела Гвэрлум, подражая писклявому голосу мультяшного персонажа. — Как-нибудь потом расскажу. Очень смешно.

Флор неопределенно пожал плечами, как бы показывая, что готов выслушать. Как-нибудь потом. И вернулся к прежней теме, очевидно считая ее важной.

— Сильвестр — наш, новгородский, а теперь — протопоп Благовещенского московского собора. Он — наставник нашего государя Иоанна Васильевича. Знаешь, Наташа, ведь он из Новгорода на Москву привез этот добрый обычай — составления книг по ведению домашнего хозяйства.

— Кто бы меня учил, а то какой-то протопоп! — вздохнула Наташа. — Еще хорошо бы почитать предисловие товарища Микояна насчет роли товарища Сталина в приготовлении советскими гражданами говяжьего студня на день празднования дня Конституции…

И, выдав эту странную фразу, Гвэрлум поперхнулась и замолчала.

К ее удивлению, Флор засмеялся, обнял ее и нежно прижал к себе. Провел ладонью по волосам, по спине.

— Лапушка ты моя! — проговорил он. — Сама-то хоть понимаешь, что говоришь?