Запретные наслаждения - Сара Рэмзи

Эмили вздохнула.

— Нет, глупышка, потому что Ротвел — повеса и распутник, но даже он, сохраняя крупицу добродетели, никогда не компрометировал невинных девушек.

Мадлен устыдилась своей грубости. Эмили не виновата в том, что у нее так много поклонников, ради Мадлен она бы отказалась от всех.

— Прости, Милли. Я так волнуюсь! Я не знаю, как проживу следующий месяц. Даже не беря во внимание Фергюсона, я понятия не имею, что мне делать. Тетя Агата и Алекс могут все узнать. Я не могу и дальше симулировать болезнь. Как поступить?

Пока девушки придумывали план спасения, Жозефина одевала Мадлен в красивое платье нежно-зеленого цвета, которое выгодно подчеркивало цвет ее глаз. Наконец они придумали. Эмили и Мадлен скажут всем, что сели на строгую диету и отказываются бывать на обедах. А тетя Августа может посещать обеды по своему усмотрению и рассчитывать на компанию девушек во время обычного раунда балов и приемов. Если Мадлен будет возвращаться домой раньше тети, об их тайне никто не узнает.

— Это самая безрассудная идея из всех, которые могли прийти тебе в голову, — пробормотала Мадлен.

Жозефина принесла полусапожки. Эмили победно посмотрела на кузину:

— А вот и нет! Это гениально!

— Это безумие, — заявила Мадлен. — Если мы не будем ходить на обеды, что я буду есть?

— А мы попросим Жозефину тайком приносить нам бутерброды, — нашлась Эмили. — И это только на месяц, всего четыре вечера каждую неделю. Представь, мы похудеем и станем еще красивее!

Мадлен посмотрела на горничную:

— Жозефина, что скажешь?

— Если надо приносить бутерброды, то я буду приносить бутерброды. Но я бы на вашем месте занялась бы герцогом. Польстите ему, пококетничайте, пусть он походит на задних лапках. Если у вас не выйдет охмурить его, он станет большей опасностью, чем мадам Августа.

У Мадлен перехватило дыхание. Флиртовать с таким развратником… К тому же она знать не знала, как флиртовать. Может, Фергюсон заметит, что мадам Герье абсолютно лишена женственности, и потеряет к ней интерес? Мадлен думала об этом как о спасении, но втайне сожалела, что так и не научилась искусству соблазнения.

Жозефина закончила причесывать госпожу.

— Вам нужно поесть, пока гости не прибыли. А потом делайте, что хотите. Но, пожалуйста, будьте осторожны. Думаю, маркиз и маркиза не хотели, чтобы вы всю жизнь провели в этом доме, но вряд ли они обрадовались бы, если бы вы оказались без крыши над головой.

Спускаясь к ланчу, Мадлен никак не могла выбросить из головы слова Жозефины. Служанка уже не обсуждала с ней перспективы замужества, она чувствовала, что Мадлен неприятна эта тема. Похоже, Жозефина и надеяться перестала, что отношение ее госпожи к поискам мужа когда-нибудь изменится. Но сейчас даже Жозефину больше волновала мысль о возможном исходе интрижки с герцогом, чем угрозы мадам Легран. Надежда увидеть хозяйку в подвенечном платье, судя по всему, вновь ожила в ней. Увы, этой надежде не суждено сбыться. Жаль, что, прежде чем определиться со своими желаниями, она не сможет увидеть Фергюсона. Мадлен хотела еще раз убедиться, что его поцелуи не имеют той цены, которую ей потребовалось бы за них заплатить.

Выбрав лучшую карету отца, Фергюсон велел запрягать лошадей. Несколько минут спустя, уже сидя в экипаже, он с удовольствием представлял, как совсем скоро окажется в особняке Стонтонов. Он торопился, но не потому, что впереди были важные разговоры о дебюте сестер. После случайной встречи с мадам Герье, а особенно после того, как ему удалось кое-что узнать о ней, ему вдруг вновь захотелось бывать в обществе, а еще больше — узнать, кем же была на самом деле эта актриса.

Пешком было бы быстрее. Солфорд Хаус находился на Беркли-стрит, а это в пяти минутах ходьбы от его особняка на Пикадилли. Но поводом для визита был разговор о сестрах, поэтому подобающий экипаж был просто необходим.

Кейт и Мэри было по двадцати одному году, их родила одна простушка, которую старый герцог взял в жены после смерти матери Фергюсона. Девушки в траурных вуалях сидели напротив него и демонстративно изучали виды, проплывающие за окном. Кроме светлых волос и голубых глаз, ничего в их облике не напоминало о третьей жене герцога, умершей почти два года назад. И манерами, и чертами — особенно упрямыми подбородками — единокровные сестры напоминали ему родную сестру Элли. Про себя он молил Господа, чтобы подбородками их сходство и ограничилось. Он устал бороться с упрямством Элли и не хотел противодействовать аналогичной силе, к тому же — удвоенной.

С другой стороны, немного строптивости им не повредит, нынче такая черта характера в моде у женихов.

За окном экипажа не было ничего интересного, но девушки упорно не желали смотреть брату в глаза. Если не считать единственного совместного завтрака в день его приезда, в последний раз он видел сестер десять лет назад. Он едва знал их. Отец отправил его в Итон спустя месяц после смерти матери, и, приезжая на короткие каникулы домой, он старался обходить детскую стороной: не хотел пробуждать воспоминания.

Их звали Кейт и Мэри, но, к сожалению, близняшки сочли лишним представляться ему, поэтому он затруднялся определить, кого как зовут. Они молчали, и Фергюсон пытался представить, что произойдет, если он ошибется.

Девушки проигнорировали его попытку привлечь к себе внимание покашливанием. Наконец он не выдержал:

— Леди, я не хочу вам навредить. Вы понимаете это?

Девушки синхронно повернулись к нему и смерили одинаково холодным и презрительным взглядом. Сидящая справа проронила:

— Мы сомневаемся в ваших добрых намерениях, ваша светлость.

Вот как? А девица не без характера. Фергюсон улыбнулся:

— Пожалуйста, зовите меня Фергюсон. В конце концов, я ваш брат, а не дальний родственник.

— Я видела вас всего несколько раз. Вы и есть дальний родственник, — парировала вторая.

Значит, обе — строптивицы. Внезапный мятеж пришелся Фергюсону по душе, он даже проникся какой-никакой симпатией к родственницам. Однако упрямство, пожалуй, не то качество, которое сделало бы их любимицами общества. Скорее наоборот.

— Уверяю вас, у меня были на то серьезные причины.

Фергюсон подумал было, что строгий тон осадит их, но ошибся.

— Неужели эти причины были столь серьезны, что вы, прекрасно зная о скверном характере отца, сочли возможным оставить нас с ним наедине, совершенно беспомощными? — вновь язвительно заговорила первая.

— Если вам было так плохо в доме отца, почему вы не вышли замуж?

Сестры рассмеялись горьким, невеселым смехом.

— И где бы мы нашли мужей? В обществе мы все еще не представлены. Нас никто не знает. Кроме как для прогулок в парке, нам не позволялось покидать дом.

— Но вы же ходили по магазинам, общались с другими дамами?