Настоящая ложь - Эмили Локхарт

– Я же сказала, что приду. Конечно.

– Тогда жду тебя в «Плюще» завтра, в час дня. Я хочу поблагодарить тебя за все, что ты сделала для меня и для Гила после смерти Имми. И я даже приготовила для тебя сюрприз, – сказала Пэтти. – То, что может по-настоящему взбодрить нас обеих. Так что не опаздывай.

После того, как они попрощались, Джул еще долго прижимала телефон к груди.

Ресторан «Плющ» идеально вписывался в тесный уголок Лондона. Казалось, домик был специально скроен для этого крохотного клочка земли. Внутри по стенам были развешаны портреты, витражные окна отбрасывали цветные блики. Все здесь пахло большими деньгами: и жареный ягненок, и оранжерейные цветы. Джул нарядилась в приталенное платье и балетки и добавила красную у помаду к студенческому макияжу.

Пэтти уже ждала ее за столиком, потягивая воду из винного бокала. Когда Джул видела ее последний раз, одиннадцать месяцев назад, мать Имми производила впечатление гламурной дамы. Дерматолог по профессии, лет пятидесяти пяти, подтянутая и стройная, если не считать соответствующему возрасту животику. Ее упругая кожа имела красивый розоватый оттенок, длинные волосы, окрашенные в темно-каштановый цвет, свободно ниспадали завитыми локонами. Теперь волосы, седые у корней, были сострижены в короткое каре. Губы, слегка припухшие, похоже, давно не знали помады. В ее одежде – узких черных брюках и длинном кашемировом кардигане – угадывался стиль Верхнего Ист-Сайда[28], но вместо привычных туфель на шпильке на ногах были ярко-голубые кроссовки. Джул с трудом узнала ее. И пока Джул шла к ней через зал, Патти поднялась девушке навстречу, приветствуя ее улыбкой.

– Я выгляжу по-другому, знаю.

– Нет, что вы, – соврала Джул. Она поцеловала Пэтти в щеку.

– Больше не могу этим заниматься, – призналась Пэтти. – Все утро перед зеркалом, неудобная обувь. Тонны косметики на лице.

Джул села за столик.

– Когда-то я все это делала для Гила, – продолжала Пэтти. – И для Имми, когда она была маленькой. Она просила: «Мамочка, завей волосы! Нанеси блестки!» Теперь все это ни к чему. На работе я то и дело беру дни за свой счет. Однажды подумала: мне на все наплевать. Вышла из дома и бесцельно слонялась по городу, и это было такое облегчение, что не передать словами. Но я знаю, что многих это беспокоит. Особенно моих друзей. А я думаю, что мне все равно. Я потеряла Имоджен. Я потеряла Гила. Теперь я такая, какая есть.

Джул очень хотелось сказать какие-то правильные слова, но она не знала, что сейчас нужно Пэтти – сочувствие или отвлекающий фактор.

– Я читала об этом книгу в колледже, – сказала она.

– О чем?

– О самовыражении в повседневной жизни. Этот Гоффман высказывает идею, что в разных ситуациях мы выражаем себя по-разному. Личность не статична. Мы постоянно адаптируемся.

– Ты имеешь в виду, что я перестала играть некую роль?

– Или теперь делаете это иначе. Есть разные версии самовыражения.

Пэтти взяла меню, а потом подалась вперед и тронула Джул за руку.

– Тебе нужно вернуться в колледж, дорогая. Ты такая умница.

– Спасибо.

Пэтти посмотрела ей в глаза.

– Знаешь, я очень хорошо чувствую людей, – сказала она, – и у тебя огромный потенциал. Ты жадная до знаний и приключений. Я надеюсь, ты и сама знаешь, что можешь стать кем угодно в этом мире.

Подошел официант и принял заказ на напитки. Кто-то поставил на столик корзинку с хлебом.

– Я принесла вам кольца Имоджен, – сказала Джул, когда их оставили в покое. – Мне бы следовало еще раньше отправить их по почте, но я…

– Понимаю, – сказала Пэтти. – Было тяжело расстаться с ними.

Джул кивнула и протянула женщине пакетик из папиросной бумаги. Пэтти сдернула клейкую ленту. Внутри лежали восемь антикварных колец, все резные или в форме зверушек. Имми их коллекционировала. Они были забавные и необычные, искусно выполненные в разных стилях. Девятое кольцо до сих пор носила Джул. Ей подарила его сама Имми. Нефритовая змейка обвивала безымянный палец ее правой руки.

Уткнувшись в салфетку, Пэтти тихо заплакала.

Джул посмотрела на лежавшие перед ней украшения. Эти кольца, каждое в свое время, побывали на тонких пальцах Имми. Перед глазами возникло тронутое легким загаром личико Имми в том ювелирном магазине на Винъярде.

– Покажите мне самое необычное кольцо из тех, что есть в продаже, – попросила она хозяина. – Это тебе, – сказала она потом Джул и протянула подруге кольцо в виде змейки, которое теперь Джул носила не снимая, хотя и понимала, что больше не заслуживает его, а может, и вовсе никогда не заслуживала.

Джул почувствовала, как ком подкатил к горлу, поднявшись из самого нутра.

– Извините. – Она встала из-за стола и, пошатываясь, направилась в сторону дамской комнаты. Все вокруг поплыло, закружилось. Чернота заволакивала глаза. Она вцепилась в спинку пустого стула, чтобы не упасть.

Казалось, ее вот-вот стошнит. Или она грохнется в обморок. Или то и другое. Здесь, в этом элитном ресторане, среди небожителей, где ей совсем не место, да еще поставив в неловкое положение бедную, убитую горем мать своей подруги, которая, возможно, недодала той любви или, наоборот, любила слишком сильно.

Джул дошла до уборной и склонилась над раковиной.

Спазмы не уходили. Горло стягивало снова и снова.

Она закрылась в кабинке, прислонилась к стене. Плечи задрожали. Она стала вызывать рвоту, но ничего не вышло.

Джул оставалась в кабинке, пока не утихли рвотные позывы, сотрясаясь от дрожи и пытаясь отдышаться.

Вернувшись к умывальнику, она вытерла мокрое лицо бумажным полотенцем. Прижала к опухшим глазам пальцы, смоченные в холодной воде.

Тюбик красной помады лежал в кармане платья. Джул снова накрасила губы, словно это могло послужить броней, и пошла обратно к Пэтти.

Когда Джул вернулась, Пэтти уже взяла себя в руки и разговаривала с официантом.

– Мне свекольный салат, – сказала она ему, когда Джул села за столик. – А на горячее, думаю, рыбу-меч. Как она, хороша? Да, тогда рыбу.

Джул заказала гамбургер и зеленый салат.

Когда официант ушел, Пэтти попросила прощения.

– Извини. Я очень виновата. Ты в порядке?

– Конечно.

– Предупреждаю сразу, я могу снова заплакать. Возможно, даже на улице! Теперь это непредсказуемо. Я начинаю рыдать в самый неподходящий момент. – Кольца и бумажный пакетик уже исчезли со стола. – Послушай, Джул, – проговорила Пэтти. – Ты как-то говорила мне, что родители причинили тебе боль. Помнишь?