Ошибка президента Путина - Майкл Бом

Майкл Бом: Нет, только на английском.

Андрей Быстрицкий: Это правильно? Здесь больше людей говорят на тюркских языках.

Майкл Бом: Я думаю, что больше на русском.

Андрей Быстрицкий: Я говорю про иностранцев.

Майкл Бом: Это другие иностранцы. Я говорю про англоязычных. Английский – международный язык.

Андрей Быстрицкий: Имеет ли смысл выпускать приложения для гаджетов?

Майкл Бом: Если мы будем это делать, это будет на русском в первую очередь. Но пока таких планов нет.

Андрей Быстрицкий: Вы сотрудничаете с англоязычным радио?

Майкл Бом: По-моему, да, начинаем.

Андрей Быстрицкий: Мы думали о радио в Москве вроде МультиКульти в Берлине.

Майкл Бом: Если это будет на русском, то вы убиваете всех зайцев одновременно.

Андрей Быстрицкий: Вам легче быть дайджестом иностранных изданий, чем тратить деньги на самостоятельного журналиста? В отелях распространяют «листки», там основной набор сведений. Есть много газет, которые пишут о России. Может, вам обобщать, что пишут другие?

Майкл Бом: У нас есть такое, но это очень маленькая часть нашей газеты. Хотя пользуется спросом.

Андрей Быстрицкий: Тяжело ли на этом рынке продвинуться?

Майкл Бом: Мы нашли нашу нишу. Нашей аудитории мало «The New York Times».

Андрей Быстрицкий: О четвертой власти поговорим. Что вы под ней понимаете?

Майкл Бом: Есть ли четвертая власть в России или нет? Как главная составляющая системы сдержек и противовесов работает ли четвертая власть в России? Надо сказать, что Россия – молодая страна, не все сразу. Журналистика в России очень далека от четвертой власти. Именно по функциям. «Собака лает, а ветер носит» – это не четвертая власть. Четвертая власть, когда журналистика – настоящий рычаг влияния.

Андрей Быстрицкий: Газета выступила, что-то сделано, это было распространено. Я считаю, вреда от журналистики гораздо меньше, чем пользы. Часто журналистика поверхностна. Стандарты, которые придавали четвертой власти глубокий смысл (достоверность информации, проверка), они уходят.

Майкл Бом: Блоги, конечно, засоряют журналистику. Не все могут быть на уровне «The Washington Post»» или «The New York Times». Мне не нравится само слово «блог», это уже раздражает. Есть хорошие блоги, но это не журналистика.

Андрей Быстрицкий: Главная угроза в том, что создается конкуренция?

Майкл Бом: Это не конкуренция. Они не отбирают аудиторию, они разбавляют аудиторию. Блогосфера не заменяет, но она может отвлекать людей. Запретить блогосферу? Нельзя.

Андрей Быстрицкий: Надо пересмотреть финансовое существование блогов и газет. Может, создать «лайсенс фи» для Интернета?

Майкл Бом: В каждой газете есть своя «лайсенс фи».

Андрей Быстрицкий: Вы знаете, что такое «лайсенс фи»? Это, например, в каждом домовладении в обязательном порядке платят определенную сумму в год, например, на «BBC». Может, стоит ввести такой перманентный платеж в Интернете?

Майкл Бом: Нет, это не поможет. Все равно блогосфера будет так или иначе опошлять журналистику. Это слишком широкое поле.

Андрей Быстрицкий: На этой жизнеутверждающей ноте мы и закончим нашу программу. Всего хорошего.

Майкл Бом: Всего доброго.

(М. Бом на телеканале «Дождь», 1 августа 2013 г.)

Ведущая: Всем добрый день. Мы встретились с Майклом Бомом, это корреспондент газеты «The Moscow Times». Майкл, здравствуйте.

Мы договорились встретиться и обсудить и Эдварда Сноудена, и Брэдли Мэннинга, истории которых во многом пересекаются и похожи. Но так все сложилось, что на первый план вышли новости, касающиеся Сноудена, который получил справку из ФМС, желанную справку, позволяющую ему покинуть пределы аэропорта Шереметьево и по крайней мере передвигаться на территории России. А менее получаса назад стало известно, что Сноуден тихо, минуя журналистов, покинул аэропорт Шереметьево и скрылся в неизвестном направлении. Как сказал адвокат Анатолий Кучерена, я догадываюсь, куда он поехал, но не скажу из соображений безопасности, потому что Эдвард Сноуден самый разыскиваемый человек сейчас в мире. Как вы думаете, Майкл, куда же двинется теперь Сноуден?

Бом: Не знаю. Думаю, что в какое-нибудь кафе, ему надоело Шереметьево, если он и был в Шереметьево. Злые языки говорят, что он вообще не был в Шереметьево, был на какой-то даче у ФСБ. Но это злые языки, это не подтвержденные факты.

Ведущая: Но один раз он точно там был, когда была встреча с общественниками, назовем ее так.

Бом: Это встреча, о которой мы знаем, а какие были встречи, о которых мы не знаем, это другой вопрос.

Ведущая: Ожидалось, конечно, что вот-вот Эдвард Сноуден покинет Шереметьево. Если говорить о версии его дальнейшей судьбы, ну поедет он по Золотому кольцу на экскурсию, например, или будет путешествовать по России. Что он вообще будет дальше делать? Что его дальше ждет?

Бом: Я думаю, что он будет избегать СМИ. Он дал эту пресс-конференцию, но очень скромную, короткую, без журналистов, если вы помните. Он хочет, чтобы речь шла именно о США, о злоупотреблениях Агентства национальной безопасности. Он может говорить о злоупотреблении Агентства национальной безопасности, а о себе – нет… Он скромный, он будет избегать этого.

Ведущая: Он говорил вроде бы, что он встретится с журналистами после того, как получит бумаги о временном убежище на территории Российской Федерации. Более того, я хочу напомнить, что Эдвард Сноуден сегодня собирался сделать некое заявление по поводу как раз Брэдли Мэннинга, об этом говорил не сам Сноуден, все это передается через WikiLeaks. Так вот WikiLeaks сегодня писали в своем Twitter, что должно последовать какое-то заявление. Что это может быть? Он будет как-то солидаризироваться с Мэннингом, будет говорить о том, что вот еще один пострадавший?

Бом: Завершение дела Мэннинга не сулит ничего хорошего для самого Мэннинга. Что касается Сноудена, его разоблачения не подпадают под закон о защите разоблачения, то есть он не разоблачал государственные преступления. Что касается Мэннинга, то какую-то часть государственных преступлений он разоблачил, это действительно государственные преступления. Все помнят видео, когда стреляли из вертолета, это военное преступление. В этом случае Мэннинг герой, и если бы Сноуден разоблачил какое-то преступление, я бы первым назвал его тоже героем, но он этого не сделал. Другое дело, что Мэннинг предал огласке 700 тысяч секретных документов. Какая-то их часть связана с преступлениями, но большинство не должно было стать достоянием общественности. То есть это какие-то дипломатические депеши о том, что какой-то посол думает о Путине, что он альфа-самец. Это вообще не имеет никакого отношения, народ не должен знать это. Народ должен знать, что творит государство, какие преступления государство совершает, а как какой-то посол или дипломат думает о Путине или о президенте Туркменистана, – было такое: мол, президент Туркменистана тупой, – это уже хулиганство. В том числе из-за этого его судили, Мэннинг не имел на это права.