Дикий Имбирь - Анчи Мин

С тех пор я приходила каждое утро, в самое темное время суток. Дикий Имбирь больше не противилась моей помощи.

В школе мы все время держались рядом, словно тени друг друга. В глазах Острого Перца мы превратились в маленькую банду. Она больше не нападала ни на меня, ни на Дикий Имбирь. Мне с трудом верилось, что предводительница красных охранников так и не позвала своих знаменитых братьев. Наверно, они просто не могли каждый день приходить в школу и устраивать драки. А Острый Перец поняла, как отчаянна Дикий Имбирь, что она не пожалеет жизни ради одного момента.

Известие о вторжении американских войск во Вьетнам было у всех на устах. Восприняв это как прямую угрозу Китаю, Мао Цзэдун призвал к всеобщей мобилизации нации. За считанные дни наша школа превратилась в настоящий военный лагерь. Все учащиеся проходили военную подготовку под руководством солдат Национально-освободительной армии, которые обучали нас правилам рукопашного боя и штыковой атаки. Чтобы закалить нашу выносливость, школьное руководство организовало для нас месячный пеший поход, получивший название Нового Великого похода[5]. Ежедневно мы совершали восьмичасовые переходы в пригородах Шанхая с тяжелыми рюкзаками за плечами — через Цзиньшань, Пингшань, Лиху и Миньхан, нам также предстояла переправа через реку Хуанпу и поход в сельскохозяйственный район Феньцзян.

В наших тринадцатикилограммовых рюкзаках были одеяла и месячные запасы всего необходимого в походе. Когда мы добрались до Цзиньшаня, у многих появились мозоли на плечах и ногах, невыносимо болели шея и спина. Сопровождающие армейцы научили нас, как избавляться от мозолей. На каждом привале я доставала иголки и, задрав ногу, прокалывала образовавшиеся волдыри. Потом я вырывала у себя волос, продевала его сквозь волдырь и завязывала узелок, чтобы жидкость полностью вытекла и мозоль засохла. Вскоре у меня все ноги были покрыты такими узелками.

Город исчез за горизонтом, перед нами открылась живописная сельская панорама, но мы, к тому времени слишком измученные дорогой, не могли оценить ее красоту. Мы шли мимо рисовых полей, деревенских домов и хлевов, с нетерпением ожидая следующего привала.

Мешки у нас за плечами становились все тяжелее. Острый Перец попыталась укрепить наш дух, запев песню, но никто, кроме моей подруги, ей не вторил.

Дикий Имбирь шла следом за мной. Нам с ней тогда впервые позволили принять участие в общем мероприятии. Новое учение Мао, гласившее, что «для укрепления своих сил мы должны объединиться с людьми низшего происхождения, к которым относятся и дети врагов народа», пошло нам на пользу и ободрило подругу. Она громко подпевала Острому Перцу: «Небо необъятно, но не так, как необъятна сила Коммунистической партии…»

Ближе к вечеру был объявлен привал. Все школьники разместились в деревне Ицун, жителям которой глава местного комитета партии велел предоставить нам ночлег. Наш класс разместили в комнате, где стоял гроб, предназначенный для еще живого старика приютившей нас семьи. Увидеть при жизни свой гроб считалось благословением свыше. У Острого Перца гроб вызывал страх, поэтому она заняла место в дальнем конце комнаты, подальше от этого напоминания о смерти. Дикий Имбирь, напротив, расположилась прямо рядом с гробом, а я устроилась возле нее. Только мы распаковали свои вещи, как услышали свист: таким образом нам приказывали идти собирать на ужин листья травы екай, которую употребляли в пищу солдаты Красной армии во время Великого похода 1934 года. Считалось, что надо вкусить ее горечь, чтобы почувствовать еще большее восхищение Председателем Мао.

Дикий Имбирь и я были отправлены искать екай на западный край кукурузного поля. Мы прошли полпути и уже почувствовали характерный запах, который привел нас к зарослям этой травы с мясистыми листьями и мелкими желтыми цветочками. Солнце уже начало садиться. Вокруг не было ни души. Мы рвали траву, набивая свои сумки.

Лучи заходящего солнца сделали оранжевыми деревенские дома с соломенными крышами. Огромные масличные растения клонились к земле под собственной тяжестью. Запах екай все усиливался. Мы решили немного передохнуть и, отложив в сторону сумки, уселись на землю, полной грудью вдыхая свежий воздух. Через несколько минут небо стало совсем темным, на нем засияли звезды.

— Посмотри, какая луна, — Дикий Имбирь указала на небо. — Словно чье-то виноватое лицо старается укрыться за облаками.

— И чье же это лицо?

— Моего отца, — ответила она с усмешкой.

— А мне это лицо не кажется таким уж виноватым, — сказала я, — по-моему, оно скорее печальное.

— Печальное? Ах, если бы луна могла поспорить с нами.

— Воздух такой чистый.

— Спокойно здесь.

— Не хочешь нарушить тишину?

— Споем?

— У меня совсем нет голоса.

— Да кого это волнует!

— Меня. Хотелось бы мне иметь такой же красивый голос, как у тебя, Дикий Имбирь.

— Знаешь, что говорит моя мама? «У француза был хороший голос».

— Ты имеешь в виду своего отца?

— Мама рассказывала, что он любил выключать свет и петь в темноте.

— А ты когда-нибудь слышала, как поет твой отец?

— Не помню. Мама говорит, что слышала. Мама пела мне его песни. Она хочет, чтобы я сохранила память об отце. Но кому же надо помнить реакционера?

— А твой голос?

— Я неплохо пою… Ну, вообще-то, мне даже нравится петь.

— Споешь мне что-нибудь?

— Конечно нет.

— Я знаю, как выглядел твой отец, если ты споешь, то я смогу представить себе, какой у него был голос.

— Пойдем, Клен. Мне нужно в туалет.

— Присядь где-нибудь, как крестьяне. Дикий Имбирь отошла, и вскоре я потеряла ее из виду.

Я легла на спину. Вокруг царила глубокая ночь. Мне вспомнился мой собственный отец, по которому я очень сильно скучала. От этих мыслей мне стало как-то не по себе, воздух уже не казался таким свежим, а небо превратилось в огромную ладонь, пытающуюся раздавить меня. Я почувствовала какое-то непонятное беспокойство, страх перед будущим. В голове крутилось слово «побег». Я хотела бросить школу и семью и стать маоистом. Это был единственный путь, суливший достойное будущее. Чтобы найти хорошую работу, надо быть маоистом. Но, с другой стороны, что-то меня смущало, я не была уверена, что, став маоистом, обрету счастье. Я не ждала с нетерпением окончания школы. Будущее не казалось мне таким светлым, как обещал Председатель Мао. Возможно, это голод и постоянные тяготы жизни действовали на меня столь угнетающе. И мой отец: то, как с ним обращались. В моей семье Культурная революция никогда не вызывала энтузиазма. Все мои братья и сестры считались политически недальновидными. Мне тоже было непонятно, к чему это все должно привести, В любом случае, рекорд Вечнозеленого Кустарника на конкурсе по цитированию изречений Мао произвел на мою подругу большее впечатление, чем на меня.