Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь - Сара Дюнан

Александр Великий. Александр-воитель.

* * *

Как глава церкви он в первую очередь постарался предать заблудшие души вечному суду. После смерти старого папы морги заполнились сотнями трупов, город погрузился в беззаконие. Родриго увеличил число гвардейцев, запретил покупать и продавать оружие без особого папского разрешения и ускорил процедуру судейства. Множество преступников было повешено прямо во дворах их собственных сожженных дотла домов, и небо над городом заволокли дымы – свидетельства скорых расправ.

Чтобы доказать, что он не только жесток, но и справедлив, папа лично инспектировал городские тюрьмы, а затем назначил один день в неделю для приема просителей. Народ хлынул в Ватиканский дворец. Уже давно люди не видели папу сидящим на троне не сгорбившись, пышущим энергией и здоровьем. В одеждах из сияющего бархата (и в шапке точно по размеру) он слушал, размышлял, взвешивал «за» и «против» и выносил решения: Александр с Соломоном в одном лице, с голосом звонким, как церковные колокола. Даже тот, кто не получал желаемого, уходил довольным.

Более тяжелый труд доставался другим: мулы и слуги сгибались под тяжестью гобеленов, кроватей, сундуков с золотом и майоликой и гербовыми накидками с изображением быка Борджиа. Вещи выносили из бывшего дворца Родриго в одну дверь и вносили в другую: Асканио Сфорца был назначен вице-канцлером, и теперь здесь находился и его дом, и место службы.

Тех, кого Борджиа не мог умаслить деньгами, он располагал к себе грамотно начатой политикой. Несмотря на общие опасения, за первые недели в Ватикане не появилось ни одного испанского дармоеда. Дети новоиспеченного главы римской церкви не были замечены ни на одном официальном приеме. Тут и там велись разговоры о сохранении целостности святого престола, борьбе с коррупцией и намерении папы твердо придерживаться желаний коллегии кардиналов. Старые враги впали в замешательство, а те послы и дипломаты, которые еще пару недель назад считали Родриго Борджиа жестоким и жадным манипулятором, теперь едва не захлебывались слюной от восторга, описывая преимущества новых порядков.

Коронация тоже сослужила ему добрую службу. Да и как иначе? Этого празднества Борджиа ждал на протяжении долгих тридцати лет. Приготовления заняли несколько недель. В назначенный день все, кто имел деньги или влияние, столпились в соборе Святого Петра и выворачивали шеи в попытке увидеть, как напыщенные кардиналы выражают свое почтение, падая ниц у ног папы, целуя его туфли, затем руку и губы.

Зато площадь Ватикана – чуть позже – походила на поле битвы: отряды городских войск, лучники и турецкие всадники толкались бок о бок с епископами, кардиналами и сановниками, на каждом отличительные цвета их семейных гербов, а родовые флаги трепетали на ветру под бой барабанов. Когда наконец все собрались и повернулись в одном направлении, процессия под предводительством папских гвардейцев – на их отполированных щитах сверкало утреннее солнце – двинулась по мосту Святого Ангела и через весь город к лютеранскому собору Святого Иоанна, что у южных ворот.

Тяга Борджиа к театральности и здесь проявилась в полную силу: тут и там раздавали бесплатную еду и вино, арки, попадающиеся на пути процессии, всего за ночь, как по волшебству, покрылись гирляндами из цветов, а дороги были обильно политы водой. Что, впрочем, не принесло большой пользы. К полудню все едва не ослепли и не задохнулись от пыли, теряя сознание под безжалостным солнцем. Но стоило папе появиться, как толпа возликовала. Огромный мужчина на огромном белом коне. С губ не сходит улыбка. Александр VI, римский папа, наместник Христа на земле, правитель Рима и папского государства, защитник людских душ, дающий Божье благословение всем страждущим. Новый папа доволен происходящим и хочет, чтобы все разделили с ним его триумф.

Люди помнили об этом дне еще долго после того, как были выпиты последние капли вина…

* * *

– Город не спал всю ночь, мой господин. Даже звезды в небе праздновали избрание Родриго Борджиа на папский престол!

Все это, и даже больше, Чезаре узнавал не только из писем, которые регулярно получал из Рима, но и от молодого человека, чьей работой было доставлять их. У Педро, принятого теперь в некий тайный круг и мечтающего услужить хозяину, прорезалась тяга к поэзии.

– Я слышал, как какой-то знатный человек из толпы сказал, что даже Антоний не получал столь пышного приема от Клеопатры, как папа Александр от римлян. Ах, а конь папы – настоящий красавец, белее первого снега, с танцующей походкой, а уздцы его, клянусь, были из чистого золота, а….

– Да люди, верно, даже не заметили, кто на нем сидит. – Легкомысленному Чезаре, который не выносил, когда другие проявляли свободомыслие, неожиданно понравился этот энергичный молодой человек.

– Что вы, господин, ваш отец восседал на нем, как победитель. Я слышал, кто-то сравнил его с самим Иоанном Богословом!

– «И небеса разверзлись, и увидел я отверстое небо, и вот конь белый, и сидящий на нем называется Верный и Истинный, который праведно судит и воинствует»[3]. – Чезаре заметил, как от удивления у молодого человека отвисла челюсть. – Я церковник, Кальдерон. Моя работа – знать Священное Писание. Расскажи мне снова о том, как он упал в обморок. Многие обратили внимание?

– Да ничего особенного не случилось. Он проехал десять миль, может, больше, и половина жителей Рима к тому моменту уже потеряла сознание от зноя, пыли и давки. Произошедшее лишь напомнило людям, что он тоже человек из плоти и крови. Он быстро пришел в себя, и восторженные крики после этого стали лишь громче. Будто он одним своим взглядом может подарить благословение. – Молодой человек немного помолчал, а затем продолжил: – Вот что я слышал. Но я не мог быть во всех местах одновременно.

– Почему бы и нет, – пробормотал Микелетто.

Снова наступило молчание, затем Чезаре разразился смехом, и Педро с облегчением выдохнул.

В своем вынужденном изгнании молодой Борджиа страдал от отсутствия развлечений. Обыкновенно он сидел в кресле в одной из комнат замка Сполето, уставившись на возвышающийся над городом холм. В окно задувал легкий ветерок, неспособный охладить помещение даже в сентябре. Напротив Чезаре стоял сундук с резной крышкой, заваленный картами и документами.

Педро Кальдерон, уже семь раз съездив с письмами в Ватикан и дом Адрианы де Мила и обратно, без труда выбирал скорейший путь. Дорога в Сполето оказалась гораздо тяжелее дороги до Сиены, ведь город был затерян глубоко в холмах Умбрии, и к тому времени, как гонец достигал ворот замка, и он, и его конь были мокрыми от пота. Однако результат того стоил. Теперь по прибытии Педро сразу отводили в личные комнаты Чезаре. Часто он заставал там и Микелетто – тот, помимо руководства слугами, выполнял функции телохранителя. На кухне Педро услышал, что наняли еще двух дегустаторов еды. Во дворце теперь говорили на двух языках: на одном с теми, кто из Сполето, а с приближенными на каталонском.

– Я… я боюсь, что не могу дать справедливую оценку, господин. Вам стоило присутствовать при этом самому.