Странный Брэворош - Сергей Николаевич Полторак

стоял в углу, как и прежде. На секунду Глебушке даже показалось, что папка прямо сейчас войдет в хату, привычным движением протянет руку к портфельчику, возьмет его за матерча- тую ручку и отправится на работу. Но папки не было. Он лежал в земле на кладбище над яром. А впереди, внизу, разливалась Большая Высь. Глебушка вдруг осознал себя одиноким-одиноким. Так одино- ко ему до сих пор почему-то не было. Папкин портфельчик словно подчеркивал это его одиночество. Вот сейчас он возьмет портфель, откроет, а никто за это его даже не отругает, не пристыдит. Потому

что нет больше папки и ругать больше некому. И стричь его теперь тоже никто никогда не будет. Мальчик представил себе, как его не- стриженые волосы все растут и растут. Вот из-за них уже не видно коляски и даже всей хаты. Стало очень одиноко и страшно. Глебушка нагнулся, взял в руки портфельчик и без колебаний открыл его. Он ожидал, что случится что-то волшебное, неожиданное. Так и произо- шло. Как только он открыл застежку портфельчика, дверь отворилась и на пороге появилась мамка. Она стояла в проеме двери и печально смотрела на сына. Глебушке стало неловко от своего самовольства:

– 

Портфельчик

папкин,

–

пролепетал

он,

словно

ситуация

нуж-

далась

в

каком-то

пояснении.

– 

Теперь он твой – ты же единственный мужчина в семье, – ска-

зала

мамка.

–

Открывай,

не

стесняйся.

В портфельчике лежало несколько волшебных вещей. Во- первых, это был настоящий химический карандаш с металлическим колпачком на конце, чтобы не ломался грифель. Был там и перочин- ный ножичек, который папка называл трофейным. Ножичек был малюсенький, как игрушечный. Но главное – он был складным и на удивление острым. Глебушка это знал точно, потому что папка не раз и не два точил им свой химический карандаш. Делал он это на удивление ловко. Грифель получался ровненьким и красиво ограненным со всех сторон. Но главным богатством, хранившимся в портфельчике, было, конечно, настоящее увеличительное стекло, которым можно было выжигать на чем угодно: хоть на дереве, хоть на руке. На дереве получалось красиво, а на руке очень больно. Глебушка это знал наверняка, потому что видел, как однажды папка выжигал у себя на руке появившуюся неизвестно откуда бородавку. Папка кривился тогда от боли, но бородавку выжег напрочь. Вот такой герой был у него папка.

И еще в портфельчике лежала фотография. Точнее, даже не фотография, а открытка, похожая на фотографию. На ней было изображено что-то не совсем понятное: огромные дома, широченная улица и на ней столько народа и машин, что во всем райцентре не наберется.

– 

Это

Америка!

–

догадался

Глебушка.

– 

Нет, это не Америка, сынок, – грустно улыбнулась мамка. –

Это Ленинград. Папка всегда мечтал там побывать. Говорил, что там,

представляешь,

летом

не

бывает

ночей!

Светло,

как

днем!

– 

И

люди

не

спят?!

–удивился

Глебушка.

– 

Не знаю, – смутилась мамка. – Спят, наверно, как не спать.

Только

все

равно

чудно

как-то.

И

еще

папка

говорил,

что

в

Ленин-

граде недавно открыли очень красивое метро. Это такие поезда,

которые ездят

под

землей.

– 

Под

землей?

–

засомневался

Глебушка

и

вспомнил

опять

пап-

ку. Он ведь теперь живет под землей. – Вот вырасту и повезу тебя в

Ленинград,

–

твердо

решил

Глебушка.

–

Посмотрим,

как

там

люди

живут.

А

ночевать

уедем

в

Мартоношу!

– 

Договорились,

–

сказала

мамка

и

почему-то

заплакала.

10.

Волшебство – вполне обычное дело. Надо просто уметь колдо- вать или иметь знакомого волшебника. Глебушка это знал всегда.

Вечером к ним во двор заглянул голова сельсовета Мыкола Гри- горич. Мамка предложила ему пройти в хату и выпить «с устатку», но Мыкола Григорич решительно замахал рукой:

– 

Я, Марийка, к тебе не просто так зашел по-соседски. Я к тебе

по

важному

делу

зашел.

По

делу,

можно

сказать,

государственному.

Мамка удивленно посмотрела на Мыколу Григорича. На лице ее появился испуг.

– 

Какое

такое

государственное?

Я

что,

депутат

сельрады?

Или,

может, секретарь райкома? Не шуткуйте, Мыкола Григорич, объ-

ясните

толком.

– 

Ты,

Марийка,

не

секретарь

райкома,

это

дело

известное.

Кстати, Вэлыкохатько, второй секретарь райкома, из партии по-

летел. И из райкома полетел, конечно. За грубость с товарищами.

Инфаркт Васыля – это, оказывается, так, грубость. Но партийное

расследование было. Все ж, как ни крути, а Никита Сергеич наш,

за

народ

стоит.

Глебушка представил себе, как Никина Сергеич, похожий на сказочного богатыря, стоит, широко расставив ноги, а за ним – ме- ленький такой народ. Народ к ножище его прижимается, трется об нее, как плешивый кот Барсик. А из огромной хаты-райкома прямо в окно вылетает гадкий Вэлыкохатько. Картуз с него слетает, а он летит выше неба и орет:

– 

Помогите,

добрые

люди,

помогите!!!

А люди ему не помогают, только кулаками с земли грозят.

– 

Так

вот,

Марийка,

–

Мыкола

Григорич

заговорил

своим

зычным поставленным голосом. – Тебе хлопца теперь надо под-

нимать.

Одной,

как

ты

понимаешь.

Колхоз,

конечно,

поможет.

И я по-дружески, по-соседски. Но возможности наши пока, сама

знаешь, не очень значительные. Ограниченные, можно сказать, эти

возможности, хотя они, эти возможности, пока и есть. Главное, –

Мыкола

Григорич

сокрушенно

посмотрел

на

Глебушку,

–

парень

у тебя хотя и смышленый, но, сама знаешь, инвалид практически.

В селе у нас из медпомощи – только Галька-фельдшерица, а это,

как

известно,

меньше,

чем

ничего.

От

нее

только

вред.

Заболеешь,

не

дай

Бог,

она

такого

тебе

предпишет,

что

лучше

бы

сразу

помер,

без

ее

издевательства

над

человеческим

организмом.

– 

К чему

вы

это

все,

Мыкола

Григорич?

– 

К тому, что и в районе тебе с хлопцем не помогут. И в области

даже. Нет у них, как бы тебе, дурехе, проще сказать, подходящего

консилиума,

поняла?

– 

Так,

может,

в

самый

Киев

за

ним

съездить?

–

напряглась

мамка.

– 

За

кем

съездить?

–

растерялся

голова.

– 

Ну, за этим, как вы сказали, за лекарством этим, за консили-

мом,

или

как

там

его,

–

еще

больше

засмущалась

мамка.

– 

Эх, Марийка, – Мыкола Григорич стиснул в кулаке свой кар-

туз. – Не в лекарствах тут дело, хотя и без них никуда. Тут светилы

нужны,

понимаешь!

Такие,

чтоб,

как

рентген,

хлопца

глазами

про-

щупали, умными руками помяли и решили, фигурально выражаясь,

как его продиагностировать. Нет у нас таких! Ни в Кировограде,

ни даже в Киеве! Все силы война прибрала. До сих пор медицина

оправиться