Странный Брэворош - Сергей Николаевич Полторак

не яблоки. А человек все продумать

должен

заранее:

он

не

машина,

с

него

потом

спросится!

Домашние дела разрешились как-то неожиданно легко. Только с козой Люськой и с Пиратом расставаться было затруднительно, но Мыкола Григорич заверил:

– 

Все,

Марийка,

будет

абге

махт!

Культурный человек всегда убедительней некультурного. Глебушка еще никогда ни с кем не расставался. С ним расстава-

лись. Сначала Гаврик, потом – папка. Казалось бы, какая разница: ты расстаешься, или с тобой расстаются? Оказалось, разница есть. Когда расстаются с тобой, ты уже ничего поделать не можешь. Такое расставание больное, но когда расстаешься ты – это ещё больнее. Ведь кажется, что в твоей власти не расставаться, изменить все к лучшему.

Глебушка это понял, когда настала пора уезжать на станцию. Они с мамкой побывали на кладбище – попрощались с папкой и с другими родными могилами. А там их – полсела. Мамка у каж- дой поплакала, у каждой что-то пошептала. Глебушка сидел возле папкиной могилы и не сводил с нее глаз. На холмике еще не успела вырасти трава, но искусственные цветы умудрились уже поблёк- нуть. Старательный паук устроил возле креста свою западню, и в него попалась несмышленая муха. Глебушка поднял с земли сухую веточку и освободил дурёху. Та, не поблагодарив, улетела.

С живыми прощаться было тоже нелегко. Пока Мыкола Гри- горич грузил на подводу пару самодельных чемоданов, клетку с курами да узелок с едой и Глебушку с его коляской, мамка обнялась с соседками и все они разом заплакали на разные голоса.

– 

Цыц вы, кляти бабы, – деликатно прервал прощание голова

сельсовета.

–

Не

на

фронт

провожаем.

Насплетничаетесь

еще.

–

Он

сам

сел

на

подводу

за

вожжи

и,

дернув

ими,

негромко

скомандывал:

– 

Но,

лыдащё!

Две молодые гнедые лошадки резво понесли подводу. С таким темпом до станции им было ходу не больше часа.

Последнее, что запомнил Глебушка, это тын родного двора, за которым возле будки бесновался невозмутимый обычно Пират. Он рвался с цепи, лаял и скулил одновременно. Но кони несли подводу быстро, и вскоре его не стало слышно.

На станции погрузка яблок уже была закончена. Загрузили яблоки одного сорта – семеренко. Они были яблоками позднего сорта и отличались стойкостью в перевозке и хранении. К тому же, они были хороши на вкус. В селе все знали: они и до весны могут в погребе пролежать, не испортятся. Да и мочёные они – тоже хороши, почти не уступают антоновке.

Когда подали паровоз, Глебушка пришёл в ужас. Он прежде никогда паровоз не видел. Его красные колёса и огромная труба, из которой рвался пар, заставили Глебушку вжаться в коляску и сидеть, не шелохнувшись.

– 

Что, страшно, брат? – рассмеялся Мыкола Григорич. – Запо-

минай, запоминай. Скоро паровозов не будет. Говорят, на железной

дороге уже во всю тепловозы пошли. Этот паровоз – один из по-

следних,

может

быть.

Мыкола Григорич, как взрослому, пожал Глебушке руку:

– 

Мамку береги! Ты у нее теперь – главный в жизни мужчина.

И хватит барином в коляске сидеть. Быстрее лечись! Чтоб в Мар-

тоношу

на

своих

двоих

вернулся,

понял?!

Глебушка кивнул и посмотрел на мамку. Она опять плакала. На этот раз беззвучно. Что ж поделаешь с этими женщинами, если они так устроены.

В вагоне вкусно пахло яблоками, сеном и стругаными досками.

Мамка зажгла керосиновую лампу, быстро навела в вагоне уют и положила поверх сена на нары два байковых одеяла.

Состав тронулся, и Глебушка с интересом стал привыкать к новой обстановке. Вечер, как всегда, навалился мгновенно, без пред- упреждения. Тяжелая вагонная дверь была закрыта изнутри, но в небольшие решетчатые проемы окон пробивался полумрак. Вскоре он сменился полной темнотой.

– 

Давай

спать,

сынок,

–

сказала

мамка

и,

задув

фитилек

лампы,

легла на нары рядом с Глебушкой. – Тебе, как, удобно здесь? – тихо

спросила

она.

– 

Удобно, – сказал Глебушка и вдохнул полной грудью запах

мамкиных

волос.

Они

пахли

счастьем.

Глава 2.

Хлопчик

из

города

белых

ночей

1.

Состав, в котором было три вагона яблок, шёл в Ленинград со станции Новомиргород не пять дней, как предполагал Мыкола Григорич, а ровно неделю.

Глебушка быстро успел привыкнуть к новой жизни, тем более что она была прекрасна. Днем мамка открывала дверь вагона, и Глебушка мог часами наслаждаться менявшейся картиной. Одни мазанки сменялись другими, вместо акаций и пирамидальных то- полей стали появляться березы и осокоры. На лугах паслись стада коров. Чем дальше на север ехал их состав, тем меньше было коров в бело-красных пятнах. Все чаще появлялись коровы с черно-белым окрасом, которые в Мартоноше вообще не встречались.

Их состав как-то быстро дошел до Киева. И хотя поезд, как партизан, пробирался на север больше окраинами да огородами, Глебушка успел разглядеть издалека гигантский город, который ошеломил его своими масштабами. Зрелище было таким подавля- ющим, что он даже не задавал мамке никаких вопросов, а просто ошарашенно смотрел и смотрел. Мамка и сама никогда раньше дальше райцентра не ездила. Её впечатления мало чем отличались от Глебушкиных. Разве что в свои 35 она уже научилась думать по- взрослому, хотя, если честно, иногда Глебушке казалось, что он куда старше и опытней мамки.

Состав останавливался очень часто. Нередко просто в чистом поле, иногда на полустаночках. Случалось, что и на станциях посо- лидней. Мамка на станциях всегда запирала дверь вагона изнутри:

– 

Чтоб

добрые

люди

не

совались,

куда

не

следует,

–

объясняла

она

Глебушке.

На полустанках, где людей было мало, или не было вовсе, она быстро пробегала вдоль своих вагонов и проверяла засовы и плом- бы. К счастью, до самого конца пути никаких посягательств на их груз не было.

Количество вагонов в составе постоянно менялось. Какие-то вагоны на станциях отцепляли, какие-то, наоборот, добавляли. Меня- лись и паровозы. Где-то в Белоруссии, кажется, в Гомеле, состав уже потащил тепловоз. Глебушке было жаль расставаться с паровозами. Он полюбил их за красоту. Тепловозы, конечно, были новенькими и еще более крупными, но было в паровозах что-то волшебное, что ли. Чем дальше состав двигался на север, тем больше менялась природа. Появилось много новых деревьев. Мамка сказала, что это сосны и елки. В Мартоноше таких деревьев не было. Стало холод- нее. Ближе к Ленинграду мамка даже надела на Глебушку пальто.

По вечерам она топила буржуйку, на ней же готовила еду. В вагоне по-прежнему было тепло и уютно.