Убийство на вокзале. Сенсационная история раскрытия одного из самых сложных дел 19 века - Томас Моррис

в последний день, когда его видели живым; всех, кто жил в этом здании или приходил туда на ночь; всех, кто присутствовал при взломе двери и обнаружении тела. Если они располагали какой-либо полезной информацией, то под страхом уголовного преследования должны быть вызваны для дачи показаний. Коронеру также потребовались два хирурга для проведения профессионального вскрытия трупа и определения причины смерти. Затем, разумеется, необходимо было найти присяжных и достаточно просторную комнату, чтобы вместить всех желающих. Помощник записал все эти требования и поспешил приступить к работе. Ночь предстояла долгая.

3

Суббота, 15 ноября

Обозначив, что коронерский суд состоится в субботу в полдень, коронер упустил из виду одно важное обстоятельство. На железнодорожном вокзале есть власть, которая выше даже Ее Величества Королевы, власть более святая, чем Священное Писание, и более капризная, чем погода. Эта высшая инстанция – железнодорожное расписание, документ, который одновременно является предсказанием и обещанием, предположением и откровенной ложью. Расписание управляет Бродстонским вокзалом с произволом тирана, диктуя действия своих подданных и сбивая их планы.

Именно оно отложило момент торжества правосудия, поскольку за несколько минут до полудня первый экспресс дня, отправившийся в 08:50 из Атлона, прибыл на платформу. Двери вагонов распахнулись еще до того, как он с визгом остановился, и пассажиры сгрудились на платформе, нетерпеливо ожидая возможности заняться своими субботними делами в столице. В билетном зале они столкнулись с разношерстной толпой полицейских, офисных служащих, рабочих и, чуть поодаль, группой людей в траурных одеяниях. Последними были участники коронерского суда, ожидавшие допуска в помещение на первом этаже, где должно было состояться слушание. Шум и неразбериха продолжались еще несколько минут после открытия дверей, и, чтобы заседание прошло достойно, мистер Хайндман подождал, пока стихнет последнее эхо.

Импровизированный суд, на котором он председательствовал, организовали в конференц-зале – самом большом из всех, что были в распоряжении на Бродстонском вокзале. В отличие от остальных помещений, открытых для общественности, там были дорогие ковры и высокие потолки, а также деревянная отделка. В этом зале еженедельно проходили совещания директоров компании, а также выступали крупные инвесторы и представители власти.

Мистер Хайндман не привык к столь роскошному интерьеру. В Дублине еще не было специально построенного коронерского суда; при получении сообщения о скоропостижной смерти тело обычно отвозили в ближайший паб и укладывали в ожидании коронерского суда, который проводился в тот же день. Благодаря недавним изменениям в законодательстве владельцы пабов не имели на этот счет права голоса: они были обязаны закрыть свое заведение до окончания заседания или согласиться на крупный штраф в размере сорока шиллингов. Они не получали никакой компенсации за упущенную выгоду, хотя временное присутствие трупа в помещении могло нанести ущерб их бизнесу на несколько дней или недель вперед.

Такие слушания по очевидным причинам часто носят неформальный характер, и, учитывая степень интереса к этому делу, было удачей, что на станции имелось помещение, столь хорошо подходящее для этой цели. Коронер расположился перед окнами в дальнем конце комнаты за тяжелым дубовым столом, который обычно занимал центральную часть помещения. Вдоль одной из боковых стен были расставлены стулья, на которых могли разместиться двенадцать присяжных. В передней части зала, ближе к коронеру и лицом к нему, сидел Джон Эннис, председатель совета директоров Midland Great Western Railway, в сопровождении шести директоров компании и ряда других официальных лиц, включая мистера Бозира. Позади них находились несколько родственников Джорджа Литтла мужского пола – его мать и сестра остались дома. В зале было всего несколько десятков стульев, поэтому большинство зрителей стояли. На небольшом свободном пространстве рядом с дверью расположилась компания из полицейских констеблей и детективов: констебли в уставных шлемах и застегнутых на все пуговицы синих мундирах, детективы – в штатском.

После приведения присяжных к присяге мистер Хайндман произнес короткую мрачную речь, в которой объяснил цель дневного заседания и подчеркнул серьезность решения, которое предстоит принять. Первая и самая важная задача присяжных была наименее приятной. Принципиальным для самой природы коронерского суда было то, что он проводился super visum corporis – юридическая фраза, как пояснил коронер, означающая «после осмотра тела». Прежде чем выслушать какие-либо показания, они должны были сами увидеть мистера Литтла, а потому двенадцать человек сопроводили мистера Хайндмана наверх, чтобы выполнить эту обязанность.

Задвигались стулья, и полицейские, стоявшие у дверей, посторонились, чтобы пропустить присяжных. Импровизированная процессия с мистером Хайндманом и его секретарем, шедшим сзади, прошла через кассовый зал и поднялась по парадной лестнице в кабинет кассира. Их визит был кратким: хотя осмотр тела и требовался по закону, эта процедура быстро превращалась в пустой ритуал, пережиток средневековой практики. Присяжные мало что узнавали из осмотра окровавленного трупа, кроме того, что человек мертв, а определение причины смерти уже не входило в их компетенцию. Эта задача возлагалась на медицинских экспертов – хирурга и врача, которые уже стояли в коридоре и ждали, когда их оставят в покое, чтобы они могли приступить к вскрытию трупа. Одним из них был Венсли Дженнингс, оправившийся от пережитого накануне шока и, к общему удивлению, вызвавшийся помочь в проведении вскрытия тела своего двоюродного брата.

В конференц-зале раздавался нестройный гул, похожий на шум скучающих прихожан на похоронах, затянувшихся из-за позднего прихода священника. Все замолчали, когда двери распахнулись. Зашел коронер, и те, кому посчастливилось сидеть, встали, пока он и присяжные возвращались на свои места. Мистер Хайндман попросил вызвать первого свидетеля.

Генри Бозир прошел к небольшому столу, служившему свидетельской трибуной, и принес присягу. В викторианской Ирландии коронерский суд не имел ничего общего с сегодняшней официальной процедурой: хотя семье погибшего (и подозреваемому, если таковой имелся) разрешалось иметь юридическое представительство, в данном случае в зале не было ни барристеров, ни каких-либо других адвокатов. Свидетелей допрашивал коронер, однако присяжным и даже представителям общественности разрешалось в любой момент высказаться. В полномочия присяжных входил также вызов свидетеля на допрос, если они хотели получить разъяснения, или вернуться к какому-то вопросу, если появлялись новые доказательства.

Мистера Бозира попросили подтвердить, что он, прежде всего, знает Джорджа Литтла. Он рассказал, что кассир начал работать на станции тремя годами ранее и занимал эту должность с марта предыдущего года. Затем коронер перешел к, казалось бы, очевидной линии вопросов.

– Мистер Бозир, как часто мистер Литтл представлял свои счета для проверки?

– Его кассовый отчет представлялся директорам каждую среду. В прошлую среду он был предоставлен им в обычном порядке.

– А была ли у вас или ваших коллег привычка проводить какую-то проверку того, что цифры, которые он вам назвал, соответствуют полученным им деньгам?

– Да. Несколькими неделями ранее наличность в его кассе была проверена директорами, которые с