Улыбнись мне, Артур Эдинброг - Антонина Крейн

леса с редкими огоньками селений. А прямо под окном — территория кампуса.

Лужайки и фонтаны, подсвеченные искрящимися фонарями. Тёмные силуэты шепчущихся студентов. Архитектура — бесконечное торжество готики: главное здание было огромным, как пять Нотр-Дамов, и щедро изобиловало контрфорсами. Я стояла на каком-то из верхних этажей, не ниже десятого — надо же… Вокруг возвышались ещё постройки. Все они, даже оранжереи, были выдержаны всё в том же пламенеющем стиле, и все — строгого белого цвета.

Иглы, иглы, иглы.

Птицам падать тут противопоказано — нашпи-лятся в секунду.

— «Я всегда твердил, что судьба — игра. Что зачем нам рыба, раз есть икра. Что готический стиль победит как школа, как возможность торчать, избежав укола». — пробормотала я. — И это вы, Иосиф Александрович, тут не бывали!.. Вам бы понравилось.

Наплевав на приватность и оставив окно открытым нараспашку, я долго принимала ванну.

А когда вышла в спальню, там никого не было. Ни Артура, ни слуг (хотя кровать, еда и одежда в вольере уже появились. И даже шторки, ну надо же).

Я быстро сменила уже надоевшую ночнушку на комплект одежды из стопки. Он был сшит в таком же стиле преппи, какой носили все студенты Форвана: юбка в клетку, рубашка с острым воротником и шерстяная жилетка, в нагрудный карман которой так и хотелось запихнуть какие-нибудь изящные часы на цепочке.

Какое-то время я без особого интереса ковырялась в тарелке с едой, а затем пала жертвой реверсивной психологии… То есть, конечно же, сунулась в дверь без таблички, за которую мне запретили заглядывать.

* * *

Открыв ее, я в первый момент отшатнулась.

За дверью была какая-то жуть.

А именно: стоящая вертикально тёмно-серая вихрящаяся масса, мясистая туча, да ещё и разрываемая молниями в придачу. Внутри её что-то грохотало.

— Оу, — сказала я. А потом: — Ааааааааааааааа-аааааааааааааа!!!!

Потому что, конечно же, не будучи самоубийцей, я не пыталась шагнуть вперёд, не дергалась и даже не шевелилась. Но долбаная туча вдруг закрутилась водоворотом и буквально вырвала меня из спальни, втянув в себя.

Какое-то время я летела в неизвестном направлении, визжа и размахивая руками. Но через несколько секунд водоворот сюрреалистично выплюнул меня на пол в прежней позе: я вновь стояла у открытой двери, а туча благообразно перекатывалась за ней.

Открывшаяся передо мной комната была другой. Не спальней Артура, а скорее кабинетом сумасшедшего учёного.

На стенах висели карты и схемы, рисунки на которых светились и перемещались, как им угодно. Раскрытые книги на полках листались сами по себе, таинственно шелестя страницами, а одна из них, внезапно решив сменить шкаф, стремительно взлетела и чуть не стукнула меня по голове. Я еле увернулась. На огромном и тяжелом рабочем столе был бардак из бумаг, посреди него булькали какие-то алхимические, судя по виду, установки. Реторты, перегонные кубы, колбы и пробирки^ Там же — множество измерительных инструментов и — внезапно — лютня; парадоксальный комплект, будто сошедший с картины «Послы» Гольбейна Младшего.

Хорошо хоть, искажённого черепа, как на знаменитом немецком полотне, здесь не было.

Мой взгляд упал на фотографию в рамочке, стоящую на углу стола. Значит, и некие конкуренты «Никона», «Кодака» и прочих в мире Гало имеются.

Люди на снимке двигались в лучших традициях вселенной «Гарри Поттера»: махали мне руками и всячески привлекали внимание. Заинтригованная, я подошла поближе и взяла рамку в руки.

На фотографии были изображены трое.

Они стояли на лужайке перед главным зданием Форвана и казались до неприличия счастливыми. В центре кадра находился Артур Ван Хофф Эдин-брог — он широко, искренне улыбался, чуть вскинув подбородок. В глазах мага плясали шальные искорки, очень неожиданные, а тёмные волосы раздолбайски и бодро торчали во все стороны — видимо, когда-то Артур и не пытался их приглаживать (пусть даже безуспешно). Одной рукой парень махал в камеру, другой — крепко, по-хозяйски обнимал за талию какую-то блондинку.

Судя по одежде, она тоже была студенткой. Девица стояла в профиль, прижавшись к магу своими внушительными формами и эдак «романтично» согнув ногу в колене (понятия не имею, как это правильно называется, но я постоянно вижу такую позу на фотографиях. Дамы в интернете именуют её «ножкой эть»). Незнакомка целовала Эдинброга в щёку, или, скорее даже, в уголок улыбающегося рта. Из-за того, что кадр был «живой», она повторяла это снова и снова. И снова.

И снова.

Чмок!

Сфотографированный Артур явственно млел и балдел, заливаясь лёгким румянцем.

А вот третий человек в кадре… Он стоял справа от Эдинброга и покровительственно-дружески трепал мага за плечо.

И у него не было головы.

Точнее, как: она, конечно, подразумевалась, но кто-то буквально вымарал её перьевой ручкой. Исчеркал намертво, с яростью, чуть ли не продырявив фотографию. Штрихи были резкие, злые, размашистые.

Однако отсутствие головы не мешало мужчине в знакомом бордовом жилете энергично топтаться на месте и озорно чиркать зажигалкой «Зиппо» в свободной руке.

Это совершенно точно был Борис Отченаш.

Приплыли. Получается, раньше Артур и Борис дружили? А эта блондинка, видимо, встречалась с Артуром?

Мне вспомнились слова землянина: «Они не могут смириться с тем, как быстро и решительно я увожу их девушек».

Если предположить очевидное — что Борис отбил подругу Эдинброга, вследствие чего они рассорились, — то остаётся вопрос: почему Артур не выбросил фотографию, а изуродовал её, но всё равно хранит на своём рабочем столе?

Разве что у него больше нет кадров с этой блондиночкой… Куда же она делась?

Чмок. Чмок. Чмок. Девушка между тем продолжала целовать Эдинброга.

Меня это раздражало, и я, бросив осуждающий взгляд на её возмутительно короткую юбку (о да, ханжа во мне просыпается каждый раз, когда я завидую чьей-то раскрепощённости), поставила фотографию обратно.

Побродив ещё немного по фантастическому кабинету, но на всякий случай ничего не трогая, шагнула обратно к Тучевой Двери.

Та всосала меня, как родную.

* * *

Когда Артур какое-то время спустя вернулся в спальню, я, как послушная девочка, лежала в кровати в вольере. Закрыв глаза, укутавшись в одеяло, будто сплю. Я не хотела, чтобы маг понял, что я была в той комнате. И видела тот кадр.

От фотографии веяло какой-то грязной историей, и я сомневалась, что Эдинброг будет рад моему о ней знанию.

Артур ещё долго ходил по комнате, мрачно меряя её шагами. Я подглядывала. Переодеваться он ушёл в ванную. Вернулся в элегантной полосатой пижаме с отглаженными лацканами. Из-под полуприкрытых век я наблюдала, как он сел у моего вольера спиной ко мне и затылком прижался к сияющей