Саур-Могила. Военные дневники (сборник) - Андрей Пальваль

Утром к нам приехал Рома «Монах» – святой и набожный человек из 51-й бригады. Глаза у него всегда светились. Присмотревшись к моей огромной каске, которую я нашёл бесхозную в кузове «урала» огнемётчиков 72-й бригады, Рома сказал:

– Мені здається вона на тебе завелика. Поміняймось.

У него тоже был «шуберт», но на 10 см меньшего размера, чем моё «сомбреро». Примеряли. Поменялись. Но тут Рома заметил, что «Берёза» без каски.

– А твій шолом де?

– У меня нет.

– То тримай цей.

Ваня «Ганс» рядом с российской «градинкой».

И «Монах» вручил «Берёзе» мою только-что выменянную каску. Я опешил от такого обмена:

– Ромчику, а ти як?

– Та мене Господь береже. Не турбуйся.

Ближе к обеду «Василёк» затих. Пацаны-танкисты «заварили» чаёк. Накидали в пятилитровую баклажку пакетиков чая из сухпайков, сахара и залили до половины водой. При 39ºС в тени вода нагрелась быстро, а методом болтания был получен прекрасный цвет. Вкуснее чая я не пил никогда.

После обеда подъехал Гордийчук. В штурме он непосредственного участия не принимал. Мы были рады ему, и особенно воде, которую он привёз. В это время снова заработал «Василёк», впечатлённый Гордийчук быстро передал давно известные координаты артиллерии, и они отработали. На ближайшие сутки стало тихо.

Вторую половину дня мы пытались превратить окоп в блиндаж, пользуясь буквально всем из подручных средств.

Под вечер из Степановки примчался грузовик. Мы, было, приготовились к бою, но из кабины скалилось огромное лицо «Дальнобоя»:

– Пацаны! Я вам огурцы привёз!

Два ящика отборных огурцов существенно повысили настроение после условно съедобных сухпайков.

Чай холодного колочения от изобретательных танкистов.

Наступил вечер, на вторую ночь подряд остались мы четверо: «Ганс», «Леший», «Берёза» и я. Остальных поменяли, про нас забыли. Но мы об этом не знали, и, как дети радовались тому, что подвезли тепловизор и ночник от «Народного тыла». Ночь без «тепляка» – не чета ночи с ним.

Ночь прошла относительно спокойно. Тепловизор был у нас с «Берёзой» в крайнем окопе, откуда мы могли видеть и дорогу, и всё поле. А «ночник» был у наблюдателя на домике.

Первым ночью стоял я. Постоянно мерещилось движение со стороны поля, я включал «теплик», который держали выключенным для экономии заряда батареек, у нас их было очень мало. Но невозмутимый тепловизор показывал, что это просто шалит моё воспалённое воображение. За кравшегося человека я принимал то камень, то пучок недогоревшей пшеницы.

Сменившись в два часа ночи, я лёг в дальний угол окопа, который нестерпимо вонял мочой ещё с первой ночи. Меня это неимоверно раздражало, но «Берёзе» говорить ничего не стал, от этого ничего бы не изменилось. Да и, в конце концов, помочился он туда дважды во время постоянного обстрела ещё минувшей ночью, поскольку вылезать тогда из окопа было слишком опасно.

Утром приехал Владимирыч с Костей. Оказалось, нас четверых забыли поменять, поэтому мы двое суток были наверху, в то время как всех остальных участников штурма уже поменяли. Но главной новостью было то, что мы направлялись в Степановку, а оттуда в Краматорск, если найдём транспорт.

«Вихрь» и «Берёза».

В Степановке было неспокойно, хотя якобы «правосеки» с 30-й бригадой уже зачистили село от боевиков. Но часто слышны были перестрелки. По окраинам села работали снайперы. На улицах было довольно много сожжённых машин и бронетехники.

В Степановке на хозяйстве был «Каптёр», который очень быстро организовал для нас и обед, и неимоверно желанный душ. А главное, ему через местных жителей удалось раздобыть транспорт – двое «жигулей». Одна из машин еле дышала, но надо было ехать.

Наспех загрузившись, мы поехали снова через Саур-Могилу в Петровское. У нас не было самого главного для возвращения в Краматорск – карты. Оказалось, что при штабе тоже нет нормальных карт. Единственный экземпляр более или менее подходящей карты был у водителя одного из грузовиков 51-й бригады, но он, естественно, категорически отказался её нам дать. Его можно было понять. Изучив карту и набросав себе кое-как схему, мы отправились в дорогу.

За Степановкой мы выехали на кряж, и обе машины долго ехали в клубах пыли. Я ехал во второй машине и наглотался пыли вдоволь даже через предусмотрительно натянутую на лицо балаклаву. Ко всеобщему огромному облегчению, через полчаса езды в пыли мы выехали на асфальтированное шоссе. Но тут у машины начались проблемы.

Ребята предлагали Гордийчуку остановить какой-то автомобиль и ехать на нём. Но Владимирычу даже сама эта мысль была не по душе: «Ребята. Так нельзя. Мы ж не бандиты». Аргумент «Ну так война же. Это военная необходимость. Мы ж отдадим» на него не подействовал. Но, тем не менее, после нескольких остановок одна из машин отказалась ехать окончательно. Пришлось бросить её на обочине.

К счастью, нам даже не пришлось никого останавливать. Увидев нас на обочине, остановился фургон-рефрижератор с рекламой какой-то торговой марки колбасы на борту. Водитель – молодой парень решил узнать, не нужна ли нам помощь. Оказалось, что он тоже ехал в Краматорск. «Я ж экспедитор. Колбасу уже развёз. Теперь возвращаюсь на базу в Кромаху».

В кабине у него было два места. Один из нашей машины пересел пятым в исправный «жигуль», а я залез внутрь рефрижератора. Там стояли пустые ящики из-под колбасы. «Мужики, вы ж, наверное, голодные. У меня есть две палки колбасы и лимонад», – предложил водитель. Никто даже и не подумал отказаться. Мне досталась четверть палки колбасы, которую я с ожесточением и сожрал, валяясь в холодильной камере фургона.

Водитель периодически включал охлаждение, и температура у меня колебалась примерно от +15 до +35ºС, потому что без охлаждения фургон нагревался буквально за несколько минут. Мысль о том, что я возвращаюсь со своего первого боя в рефрижераторе, забавляла меня неимоверно.

По дороге домой

Через неделю после описываемых событий я ехал из Краматорска в Киев на пару дней, чтобы забрать машину, которую волонтёры раздобыли для нас, и, воспользовавшись оказией, увидеть детей. На подъезде к Харькову меня застал звонок Гордийчука: