По ком звонит колокол - Эрнест Хемингуэй

— Трудно им, наверно, пришлось с этим поездом, — сказалАнсельмо. — Меня там не было, — пояснил он Роберту Джордану. — В деле был отрядПабло, отряд Эль Сордо, Глухого, — мы его сегодня увидим, — и еще два отряда,все здешние, с гор. Я в то время уходил на ту сторону.

— Еще был тот, светлый, у которого имя такое чудное, — сказалцыган.

— Кашкин.

— Да. Никак не запомню. И еще двое с пулеметом. Их тожеприслали из армии. Они не смогли тащить за собой пулемет и бросили его. Ужнаверно, он весил меньше девчонки, будь старуха рядом, им бы от него неотделаться. — Он покачал головой, вспоминая все это, потом продолжал: — Я вжизни ничего такого не видел, как этот взрыв. Идет поезд. Мы его еще издалиувидели. Тут со мной такое сделалось, что я даже рассказать не могу. Видим,пускает пары, потом и свисток донесся. Потом — чу-чу-чу-чу-чу-чу, и поезд всеближе и ближе, а потом вдруг взрыв, и паровоз будто на дыбы встал, а кругомгрохот и дым черной тучей, и кажется, вся земля встала дыбом, и потом паровозвзлетел на воздух вместе с песком и шпалами. Ну, как во сне! А потом грохнулсяна бок, точно подбитый зверь, и на нас еще сыплются комья после первого взрыва,а тут второй взрыв, и белый пар так и повалил, а потом maquina как застрекочет— та-тат-тат-та! — Выставив большие пальцы, он заработал кулаками вверх и внизв подражание ручному пулемету. — Та! Та! Тат! Тат! Та! — захлебывался он. — Вжизни такого не видал! Из вагонов посыпали солдаты, а maquina прямо по ним, иони падают наземь. Я тогда себя не помнил, случайно задел рукой maquina, аствол у нее — ну прямо огонь, а тут старуха как залепит мне пощечину и кричит:«Стреляй, болван! Стреляй, или я тебе голову размозжу!» Тогда я стал стрелять иникак не слажу с ружьем, чтобы не дрожало, а солдаты уже бегут вверх подальнему холму. Потом мы подошли к вагонам посмотреть, есть ли там чем поживиться,а один офицер заставил своих солдат повернуть на нас — грозил им: расстреляю наместе. Размахивает револьвером, кричит на них, а мы стреляем в него — и всемимо. Потом солдаты залегли и открыли огонь, а офицер бегает позади сревольвером, но мы и тут никак в него не попадем, потому что из maquinaстрелять нельзя — поезд загораживает. Офицер пристрелил двоих солдат, пока онитам лежали, а остальные все равно не идут. Он еще пуще ругается, и наконец ониподнялись, сначала один, потом по двое, по трое, и побежали на нас и к поезду.Потом опять залегли и опять открыли огонь. Потом мы стали отступать —отступаем, maquina все стреляет через наши головы. Вот тогда-то я и нашел этудевчонку среди камней, где она спряталась, и мы взяли ее с собой. А солдаты досамой ночи за нами гнались.

— Да, там, должно быть, нелегко пришлось, — сказал Ансельмо.— Есть что вспомнить.

— Это было единственное настоящее дело, которое мы сделали,— сказал чей-то низкий голос. — А что ты сейчас делаешь, ленивый пьянчуга, непотребноеотродье цыганской шлюхи? Что ты делаешь сейчас?

Роберт Джордан увидел женщину лет пятидесяти, почти одногороста с Пабло, почти квадратную, в черной крестьянской юбке и кофте, с толстыминогами в толстых шерстяных чулках, в черных сандалиях на веревочной подошве, сосмуглым лицом, которое могло бы служить моделью для гранитной скульптуры. Рукиу нее были большие, но хорошей формы, а густые, волнистые, черные волосы узломлежали на затылке.

— Ну, отвечай, — сказала она цыгану, не обращая внимания наостальных.

— Я разговариваю с товарищами. Вот это динамитчик, к намприслан.

— Знаю, — сказала женщина. — Ну, марш отсюда, иди смениАндерса, он наверху.

— Me voy, — сказал цыган. — Иду! — Он повернулся к РобертуДжордану. — За ужином увидимся.

— Будет шутить, — сказала ему женщина. — Ты сегодня уже трираза ел, я считала. Иди и пошли ко мне Андерса.

— Hola! — сказала она Роберту Джордану, протянула руку иулыбнулась. — Ну, как твои дела и как дела Республики?

— Хороши, — сказал он и ответил на ее крепкое рукопожатие. —И у меня и у Республики.

— Рада это слышать, — сказала женщина. Она смотрела емупрямо в лицо и улыбалась, и он заметил, что у нее красивые серые глаза. — Зачемты пришел, опять будем взрывать поезд?

— Нет, — ответил Роберт Джордан, сразу же почувствовав к нейдоверие. — Не поезд, а мост.

— No es nada. Мост — пустяки. Ты лучше скажи, когда мы будемеще взрывать поезд? Ведь теперь у нас есть лошади.

— Как-нибудь в другой раз. Мост — это очень важно.

— Девушка сказала мне, что твой товарищ умер, тот, которыйбыл вместе с нами в том деле с поездом.

— Да.

— Какая жалость. Я такого взрыва еще никогда не видела. Твойтоварищ знал свое дело. Он мне очень нравился. А разве нельзя взорвать еще одинпоезд? Теперь в горах много людей. Слишком много. С едой стало трудно. Лучше быуйти отсюда. У нас есть лошади.

— Сначала надо взорвать мост.

— А где это?

— Совсем близко.

— Тем лучше, — сказала женщина. — Давай взорвем все мосты,какие тут есть, и выберемся отсюда. Мне здесь надоело. Слишком много народу.Это к добру не приведет. Обленились все — вот что меня злит.

Вдали за деревьями она увидела Пабло.

— Borracho! — крикнула она ему. — Пьянчуга! Пьянчуганесчастный! — Она весело взглянула на Роберта Джордана. — Сунул в карманкожаную флягу и теперь отправится в лес и будет там пить один. Совсем спился.Такая жизнь для него погибель. Ну, я очень рада, что ты к нам пришел. — Онахлопнула его по спине. — Эге! А с виду тощий! — Она провела рукой по его плечу,прощупывая мускулатуру под фланелевой рубашкой. — Ну, так. Я очень рада, что тыпришел.

— Я тоже.

— Мы столкуемся, — сказала она. — Выпей вина.

— Мы уже пили, — сказал Роберт Джордан. — Может, ты выпьешь?

— Нет, до обеда не стану. А то изжога будет. — Она опятьувидела Пабло. — Borracho! — крикнула она. — Пьянчуга! — И, обернувшись кРоберту Джордану, покачала головой. — Ведь был настоящий человек! А теперьспета его песенка! И вот что я еще хочу тебе сказать — слушай. Не обижайдевушку, с ней надо поосторожнее. Я о Марии. Ей много чего пришлось вытерпеть.Понимаешь?

— Да. А почему ты это говоришь?

— Я видела, какая она вернулась в пещеру после встречи стобой. Я видела, как она смотрела на тебя, прежде чем выйти.

— Я немного пошутил с ней.

— Она у нас была совсем плоха, — сказала жена Пабло. —Теперь начинает отходить, и ее надо увести отсюда.

— Что ж, Ансельмо может проводить ее через линию фронта.