Малабарские вдовы - Суджата Масси

и другое: приличная девушка не должна никуда ходить с молодым человеком без сопровождения старших.

– У меня нет никаких причин покидать кампус, мистер Содавалла. Чаю я могу выпить в дамском салоне.

– Но меня-то туда не пустят! А я, если честно, очень давно не ел.

Кончики его рта поползли вниз, очень трогательно, как у маленького мальчика. Да и самой Первин после случившегося хотелось как можно быстрее уйти с кампуса. Может, тот факт, что отец ее знаком с владельцем «Яздани», равносилен тому, что она в сопровождении? Первин медленно произнесла:

– Пекарня совсем рядом с нашей семейной конторой. Я могу туда с вами зайти по дороге.

Запах сладостей Первин и Сайрус ощутили за полквартала. Сайрус вздохнул.

– Просто обожаю булочки с кардамоном.

– Какие именно булочки с кардамоном? – уточнила Первин.

– Мити-папди[15]. А бывают еще и другие? – поддразнил он ее.

Первин изумилась его невежеству.

– Вы же не знаете, чем здесь пахнет: мава[16] или дахитанами, в которые кладут кардамон и шафран. Пойдемте разберемся.

Аромат выпечки придал Первин сил. После порции сахара и пряностей проще будет вынести то, что ждет потом.

Войдя в облицованное черной и белой плиткой кафе, Сайрус с довольным видом огляделся и втянул носом воздух. Время было не самое бойкое, и все же почти половина столов оказалась занята: за ними сидели индусы, парсы и мусульмане в традиционной и европейской одежде. Первин заметила лишь одного отцовского коллегу, который мог знать ее в лицо, но тот, похоже, был занят деловой беседой.

Энтузиазм Сайруса пришелся ей по душе, и она сказала:

– На поздний ленч могу порекомендовать пулао[17] с ягодами и курятиной или гхошт[18] из козленка.

Фироз Яздани следил за их беседой со своей табуретки у кассы. Потом подошел к их столику:

– Принесу то, что вы просили, и кое-что еще. Про десерт и пирожные поговорим отдельно. Это ведь один из ваших двоюродных братьев, Первин-джан[19]?

Мистри были старинным бомбейским семейством, так что предположение владельца кафе казалось совершенно естественным. Вот только Первин воспитали в понятиях честности. Она заколебалась, придумывая, как бы ответить.

– Голодный, из Калькутты! – улыбаясь во весь рот, представился Сайрус прежде, чем Первин успела что-то сказать.

– Голодных мы тут любим. Правда, это ненадолго, – просиял Фироз.

Когда Фироз отошел, а они вместе отправились к раковине в углу вымыть руки, Первин шепотом обратилась к Сайрусу:

– Зачем вы солгали?

Он подмигнул.

– Эстер ведь вам троюродная, верно? Значит, в определенном смысле мы родня.

– Наша семья и семья Эстер не в таком уж близком родстве. Мы не встречаемся по праздникам и на свадьбах.

Рассказывать об их давнем соперничестве она не собиралась.

– Нужно было что-то сказать. Этот бхая[20] выставил бы меня за дверь, если бы решил, что я вам навязываюсь. – Сайрус нагнулся над столиком, накрытым красной клетчатой клеенкой. – Ну, и что такое произошло в университете, что у вас в волосах пожар?

Первин невольно подняла руку к виску. И действительно, ее длинные волнистые волосы слегка выбились из уложенной в корону косы, которую много часов назад заплела ей айя[21] Джайя.

– Стоит ли рассказывать незнакомцу о своей жизни?

– Именно потому, что я незнакомец, и можно все рассказать. То, что волнует бомбейцев, мне безразлично.

Первин стоило бы помолчать, но она прекрасно понимала, что с самого момента их встречи Сайрус рассматривает ее, прислушивается. Она ощущала его интерес и вроде даже симпатию. Понизив голос, она произнесла:

– Поклянитесь, что никому не расскажете. Ни двоюродной сестре, ни вообще никому.

Он сложил ладони как для молитвы. Привычный жест вызвал у нее улыбку и помог выдавить следующие слова:

– Полчаса назад я бросила учиться на юриста. Впрочем, я – особая студентка, так что, возможно, это и не имеет значения.

Он приподнял густые брови, на лице – едва ли не восхищение.

– Я вас поздравляю.

– Да что вы такое несете? Я вот не знаю, как об этом сказать родителям.

– Скажете, что сэкономили им кучу денег.

Первин закрыла глаза, вспоминая прошлое.

– Они так гордились, когда меня приняли на учебу. Если что-то и могло их порадовать сильнее, так это университет в Англии. Но мне не хотелось так далеко уезжать.

Сайрус задумчиво кивнул.

– Я в Англию не поеду, даже за весь лондонский виски. И потом, все эти колледжи и университеты – пустая трата времени. Все, что мне нужно знать для работы, я узнал на уличной стороне забора вокруг Президентского колледжа.

Первин и помыслить не могла, чтобы кто-то из ее соучеников произнес такое. Вспомнила самодовольство однокурсников, как они выхвалялись друг перед другом частными школами и своими оценками. Не станут они шастать по городу с фляжкой виски в кармане, не станут говорить по душам с женщиной.

Подошел Фироз Яздани, принес им чай и еду. Разложил ее по тарелкам – и Сайрус принялся уписывать за обе щеки. Опустошив тарелку наполовину, он сделал перерыв.

– Какой рис нежный: одновременно и сладкий, и пряный. И баранина такая мягкая, а что в ней за специи, я не разберу. Видимо, бомбейская масала[22].

– Лучшая в городе еда, если не считать нашего дома, – согласилась Первин. Сама она не чувствовала голода, но все же смогла проглотить немного риса и мяса.

– А почему вы решили учиться на юриста? И вообще, это был ваш собственный выбор? – поинтересовался Сайрус.

Первин много лет подряд за ужином прибивалась поближе к отцу и слушала его рассказы о драмах в суде. Захватывающе интересно.

– Ну, если честно, меня к этому отец подтолкнул.

Сайрус дожевал и осведомился:

– То есть он тоже юрист?

– Да; собственно, сегодня он выступает в Верховном суде. Отец хотел, чтобы я отучилась в Государственной юридической школе, потому что ведь будут же рано или поздно давать женщинам дипломы юристов. Когда нам откроют доступ в адвокатуру, у меня уже будут знания в запасе.

Сайрус подался вперед, поставил локти на стол.

– И что вы скажете об учебе на юриста? Интересно?

– На данном этапе и не должно быть интересно, – сухо произнесла Первин. – Но ухожу я не поэтому. Вся беда в однокурсниках.

Сайрус закатил глаза.

– Ну, рассказывайте.

Первин рассказала о липкой жидкости на стуле с утра, о потерявшемся в прошлом месяце задании, о многочисленных попытках помешать ей сдать домашнюю работу или написать проверочную. Она рассказывала – и на красивом лице Сайруса читала то сострадание, то гнев.

– И с вами так поступают молодые парсы? – спросил он наконец.

– Парсы, индусы, христиане!