Пять семей. Взлет, падение и возрождение самых могущественных мафиозных империй Америки - Селвин Рааб

Политическое и социальное землетрясение — сухое законное право — произвело революцию в американской преступности для этих мелких итальянских, еврейских и ирландских преступников. В сочетании с другим потрясением — триумфом фашизма в Италии — эти два события значительно изменят роль мафии в Америке и превратят ее в главную преступную организацию страны.

В январе 1920 года вступила в силу Восемнадцатая поправка к Конституции, согласно которой производство и продажа всех алкогольных напитков стали федеральным преступлением. Историк Стивен Фокс назвал этот закон «этническим экспериментом по социальному контролю», попыткой сохранить англосаксонский характер нации от наплыва чужих культур. Сторонники запрета характеризовали его как крестовый поход, призванный защитить предполагаемые здоровые пасторальные ценности сельской Америки от упаднических больших городов и их огромного инородного населения.

Действительно, в аморальных городских центрах многие итальянские, еврейские и ирландские гангстеры быстро осознали значение закона и богатые возможности, которые он открывал для нового вида преступлений: бутлегерства, или поставки пива и выпивки законопослушной, но очень жаждущей клиентуре. В ночное время в квартирах, сараях, подсобных помещениях магазинов в этнических гетто Нью-Йорка появились примитивные заводы, прозванные «алки-варками».

В то же время на Сицилии полувековой период безмятежного роста мафии неожиданно оказался под угрозой. Фашистский режим Бенито Муссолини захватил контроль над итальянским правительством в начале 1920-х годов и стремительно двинулся вперед, чтобы уничтожить всю оппозицию абсолютному господству фашистской диктатуры. Будучи северянином, Муссолини хорошо знал о чрезвычайном влиянии мафии на Сицилии и ее историческом презрении ко всем национальным правительствам в Риме.

Антагонизм Муссолини по отношению к мафии разгорелся после прохладного и оскорбительного приема, оказанного ему во время визита на Сицилию в 1924 году. Глава коски дон Чиччо Кучча, который был мэром небольшого городка Пьяна деи Гречи, наглядно продемонстрировал мафиози свое неуважение к II Дуче (Вождю). Когда надменный Муссолини поднялся, чтобы произнести речь, главная пьяцца была пуста, за исключением сборища жалких нищих и деревенских идиотов, собранных мэром. На приеме в другом городе, несмотря на бдительность его телохранителей, мафии удалось украсть шляпу Муссолини.

Месть Муссолини была быстрой и требовательной. Он наделил безжалостного чиновника с севера Чезаре Мори тоталитарными полицейскими полномочиями и армией специальных агентов для искоренения мафии. Прозванный «железным префектом», которому помогали землевладельцы и бизнесмены, возмущенные властью мафии и ее поборами, Мори жестоко арестовал и бросил в тюрьму десятки «отцов» кланов и их солдат.

Одной из первых жертв войны Муссолини стал неосмотрительный дон Чиччо Кучча. Через месяц после оскорбления на пьяцце Муссолини в отместку приговорил дона Чиччо к длительному тюремному заключению без формального суда. (Обращение «дон» — это форма почета и большого уважения к человеку, а не наследственный или аристократический титул).

В качестве метода публичного унижения мафиози, которые все же представали перед судом, Мори соорудил железные клетки, чтобы выставлять их в залах суда. Огорченный медленными темпами одного из первых судебных процессов, Муссолини издал такое прямое указание: «Фашистское правосудие должно быть быстрым и решительным. Если процесс не пойдет быстрее, то ликвидация мафии будет завершена не раньше 2000 года».

До окончания массовых облав и судебных процессов Мори более 1200 подозреваемых мафиози были осуждены и приговорены к срокам от нескольких месяцев до пожизненного заключения. Центром репрессий стал Палермо, а обвинения обычно сводились к «объединению в преступную группу» и конкретным преступлениям — убийствам, вымогательствам, шантажу, грабежам и кражам.

Муссолини извлек выгоду из террора против мафии. Это был удобный предлог для арестов и ликвидации сицилийских либералов, левых и других политических оппонентов, которых ложно оклеветали как мафиози.

Сицилийская мафия никогда не разрабатывала план проникновения в Америку или создания филиалов в Соединенных Штатах. Однако подавление Муссолини-Мори оказалось настолько жестким, что привело к массовому бегству из Сицилии опытных и подмастерьев мафиози, спасавшихся от пыток и тюремного заключения. Неограниченный въезд в Соединенные Штаты закончился в 1924 году с принятием Закона о национальном происхождении, закона, который практически остановил иммиграцию из Италии. Не обращая внимания на иммиграционные ограничения и представляя себя политическими жертвами фашизма, многие сицилийские мафиози направились в Нью-Йорк. Им не составило труда пробраться в страну и установить связи с укоренившимися сицилийскими бандами.

Одним из самых первых нелегалов был Джозеф Бонанно, которому предстояло создать в Америке империю мафии. Бонанно, чей отец и близкие родственники были заклятыми мафиози, был родом из Кастелламмаре-дель-Гольфо (Замок у моря), прославленного бастиона мафии на западном побережье Сицилии. Его поездка в Америку была организована при финансовой и моральной поддержке членов клана в Кастелламмаре, которые ушли в подполье, чтобы пережить чистку Муссолини, и родственников-кастелламмарцев в Америке. В 1924 году, в возрасте девятнадцати лет, Бонанно пробрался в Соединенные Штаты с Кубы и направился в бруклинский район Уильямсбург, где уже вел дела иммигрантского кастелламмарского боргата.

Как и другие новоявленные мафиози, Бонанно был поражен радужными перспективами, которые открывал запрет. Это был «золотой гусь», — вспоминал он. Его первым незаконным предприятием стало открытие пивной в Бруклине вместе с другими молодыми иммигрантами из Кастелламмаре. «Когда я впервые занялся бутлегерством, я думал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой», — написал Бонанно в своей автобиографии «Человек чести», опубликованной шестьдесят лет спустя. «Я не считал это неправильным. Мне казалось, что это довольно безопасно, что полиция тебя не беспокоит. Бизнеса хватало на всех. Прибыль была огромной».

Нарушение или игнорирование поправки о запрете считалось у большинства американцев добродушным спортом, а не позором. После ратификации поправки Конгресс утвердил Национальный закон о запрете (обычно называемый Законом Волстеда), чтобы определить и укрепить закон. Все напитки, содержащие более 0,5 процента алкоголя, были запрещены как опьяняющие.

Бутлегеры, торговцы ромом и владельцы питейных заведений, утолявшие гигантскую жажду нации, рассматривались большинством государственных чиновников, судей и простых граждан как люди, предоставляющие необходимые товары и услуги. За исключением крошечного корпуса усердных и неподкупных федеральных агентов, местные и федеральные правоохранители смотрели на это сквозь пальцы, когда дело доходило до исполнения крайне непопулярного закона. Обеспечение соблюдения закона на национальном уровне было возложено в основном на недавно созданное Бюро по борьбе с запретами при Министерстве финансов. Это агентство вскоре стало посмешищем, его высмеивали за огромный конгломерат политически назначенных коррумпированных и некомпетентных халтурщиков, маскирующихся под следователей.

Большинство местных правоохранительных органов не проявляли особого энтузиазма в борьбе с бутлегерскими операциями. Более того, во многих штатах и сообществах, где политические настроения были «мокрыми» (против сухого закона), принимались законы, которые, как казалось, были выгодны бутлегерам. Штат Нью-Йорк, возможно, пошел дальше всех в деле защиты нелегальной индустрии. В 1923 году