Любовь красного цвета - Салли Боумен

– Опоздаешь? Почему же?

– Джини придется ждать. Если тебя это хоть сколько-то интересует, что, впрочем, маловероятно, ждать также придется и моей матери, и моему сыну, и водопроводчику, и походу за покупками…

– Водопроводчику? Какому водопроводчику?

– Придется подождать гаражу, придется подождать этому чертову магазину, в котором могли бы – заметь, только могли бы – оказаться бутсы двенадцатого размера. Придется подождать еще сотне мелких повседневных забот, с которыми мне приходится сталкиваться ежедневно помимо основной работы. Работы, которая, к твоему, Роуленд, сведению, на сегодняшний день уже закончена. Всему этому придется ждать, поскольку я все еще буду находиться здесь, в этом здании. Я буду говорить с Максом. Так я работать больше не могу.

Довольная тщательно выверенным сарказмом и чувством собственного достоинства, которыми была пронизана ее речь, Линдсей направилась к двери. Она чувствовала, что сейчас самое время для эффектного ухода. Макгуайр закашлялся.

– Бутсы для футбола или регби? – внезапно спросил он.

Линдсей остановилась и, обернувшись, метнула в мужчину самый испепеляющий взор, на который только была способна.

– Для футбола. И не пытайся снискать мое расположение. Слишком поздно.

– Двенадцатый размер… Большой! Он, наверное, высокий?

– Высокий. Метр восемьдесят пять. Ему семнадцать лет. Эта информация поможет тебе в твоих вычислениях?

– Я ничего не вычисляю. Просто я удивлен. Я думал, тебе – лет тридцать, ну, может, тридцать один.

– Льстить уже поздно, – бросила польщенная в душе Линдсей. – И поздно выпутываться. Я…

– Это была не угроза, – быстро перебил ее Макгуайр, поднимаясь на ноги. – Тут какое-то недоразумение. Может, ты просто неправильно меня поняла. Я пригласил тебя вовсе не для того, чтобы запугивать или критиковать. Я не люблю моду и не пытаюсь делать вид, что разбираюсь в ней. – Неожиданно Макгуайр широко улыбнулся и взял Линдсей за руку. – Скажу по секрету, что мне равным образом не нравятся «Астон-Мартины» и счета из ресторанов на двести фунтов. Ты здорово меня уела, признаю.

Линдсей неподвижно стояла, глядя на его большую, загорелую, красивую руку, и пыталась вспомнить, не было ли у нее ранее аритмии. Если нет, то чем вызвано это неровное сердцебиение под жакетом от Казарес? Накопившейся усталостью, возбуждением, неправильным питанием или стрессом? Затем Линдсей задумалась: не потому ли у них с Макгуайром сложились такие отношения, что именно она первой повела себя неправильно? Разумеется, она могла бы сбросить сейчас его руку и завершить свой эффектный уход со сцены, но… она этого не сделала. Наоборот, женщина встретилась глазами с его немного удивленным взглядом и смягчилась.

– В таком случае почему же ты решил меня допрашивать? – спросила она, позволяя Макгуайру подвести ее обратно к письменному столу. Оказавшись там, мужчина взял с него зеленую папку, развязал тесемки и протянул ее Линдсей.

– Потому что мне нужна твоя помощь, – сказал он. – Вот в этом.

То, как прямо и просто он ответил на ее вопрос, поразило Линдсей. Она заглянула ему в лицо, пытаясь обнаружить признаки лживости и двуличия, но не увидела ничего такого. Ей даже подумалось что Макгуайр, если, конечно, не строил из себя начальника, вполне мог бы понравиться ей как мужчина. Она опустила взгляд на зеленую папку – толстую, увесистую и без каких-либо пометок.

– Тут какая-то история, связанная с модами?

– Только косвенным образом. На самом деле история гораздо шире и… грязнее.

– Ты не хочешь объяснить мне, в чем именно заключается дело?

– Детально – нет. Пока не время.

– Здесь что-то секретное?

– Можно сказать и так.

Линдсей открыла папку, и оттуда на нее взглянуло знакомое, знаменитое на весь мир лицо. Фотография – одна из немногих, отснятых не случайно, а с ведома и согласия позировавшего объекта, – была сделана Сесиль Битон. Она датировалась семидесятыми годами, и, единожды увидев этот кадр, его было трудно забыть. Мария Казарес была запечатлена на пике своей красоты. Черноволосая и черноглазая, она смеялась, приподняв руки и словно собираясь прикрыть ими лицо. Волосы ее были коротко подстрижены, и теперь Линдсей поняла, что стояло за ставшей знаменитой фразой, сказанной Битон: Казарес похожа на самого красивого в мире мальчика. На груди ее висел маленький золотой крестик.

Линдсей задумчиво нахмурилась и стала перелистывать содержимое папки, состоявшее в основном из газетных вырезок, имевших хоть какое-то отношение к Лазару и Казарес. Вырезки охватывали период почти в тридцать лет. Неудивительно, что папка была в десять сантиметров толщиной.

– Я хочу, чтобы ты просмотрела эту подборку. Здесь – абсолютно все, что удалось собрать моим сотрудникам: вырезки из американских, английских, итальянских и французских газет. Не согласилась бы ты заняться этим во время выходных?

– Это так срочно?

– Да, срочно. Я подумал, что ты могла бы пролистать папку в любое удобное тебе время: после ужина или, может, в постели…

Он снова улыбнулся Линдсей, и та вдруг поняла, что этот человек обладает еще одним талантом: когда ему нужно добиться какой-нибудь цели, он умеет даже флиртовать.

– От меня было бы больше пользы, если бы я знала, что именно надо искать.

– «Белые пятна».

– Их могут быть сотни. Чуть раньше ты сам перечислил некоторые из них. Вся эта папка состоит из предположений и домыслов. Слухи, пересуды, мифы, легенды…

– Не страшно. Я хочу знать обо всем, что известно тебе, но чего нет в этой папке, – каким бы незначительным и маловероятным это ни казалось.

– Даже откровенные сплетни?

– Даже сплетни. Да, в иных случаях и они могут пригодиться.

– Я должна отчитаться перед тобой в понедельник?

– Э-э-э… да. – Он отвел взгляд. – Желательно – до твоего отлета в Париж. Если после этого у тебя найдется свободное время и желание, я в благодарность с удовольствием приглашу тебя поужинать.

– Поживем – увидим.

Макгуайр, казалось, был задет ее ответом.

– Разве мы еще не заключили мир?

– Нет. Пока не заключили. – Линдсей встретилась с ним взглядом. – Я по-прежнему думаю, что ты хитришь и пытаешься обвести меня вокруг пальца. Я не верю тебе ни на гран.

– Но ты согласна мне помочь?

– Знаешь, с тобой гораздо проще общаться, когда ты просишь об одолжении. Ладно, помогу.

Линдсей поднялась и направилась к выходу. Движимый внезапным порывом галантности, Макгуайр тоже вскочил на ноги и распахнул перед ней дверь. Когда женщина уже стояла на пороге, он задал последний вопрос, вконец озадачивший ее: известно ли ей о каких-либо связях Жана Лазара в Амстердаме?