Вдали от обезумевшей толпы - Томас Гарди

- И это мне очень нравится...

- И парниковая рама для огурцов, как у настоящих джентльменов и леди.

- М-да.

- А когда нас обвенчают, мы дадим объявление в газету, знаете, в отделе бракосочетаний.

- Вот это будет замечательно!

- А потом пойдут детки, и от каждого такая радость! А вечером у камина, стоит вам поднять глаза - и я тут возле вас, и стоит мне только поднять глаза - и вы тут со мной.

- Нет, нет, постойте и не говорите таких неприличных вещей!

Батшеба нахмурилась и некоторое время стояла молча. Он смотрел на красные ягоды, отделявшие ее от него, смотрел и смотрел на них, не отрываясь, и так долго, что эти ягоды на всю жизнь остались для него символом объяснения в любви. Наконец Батшеба решительно повернулась к нему.

- Нет, - сказала она. - Ничего не получается. Не пойду я за вас замуж.

- А вы попробуйте.

- Да я уж и так пробовала представить себе, пока думала; в каком-то смысле, правда, конечно, очень заманчиво выйти замуж: обо мне будут говорить, и, конечно, все будут считать, что я ловко вас обошла, а я буду торжествовать и все такое. Но вот муж...

- Что муж?

- Он всегда будет рядом, как вы говорите... стоит только поднять глаза - и он тут...

- Ну конечно, он будет тут... то есть я, значит.

- Так вот в этом-то все и дело. Я хочу сказать, что я не прочь побыть невестой на свадьбе, только чтобы потом не было мужа. Ну, а раз уж нельзя просто так, чтобы покрасоваться, я еще повременю, во всяком случае, пока еще мне не хочется выходить замуж.

- Но ведь это просто слушать страшно, что вы говорите.

Обиженная таким критическим отношением к ее чистосердечному признанию, Батшеба отвернулась с видом оскорбленного достоинства.

- Клянусь чем хотите, честное слово, я даже не могу себе представить, как только молодая девушка может говорить подобные глупости! - вскричал Оук. - Батшеба, милая, - жалобно продолжал он, - не будьте такой. - И Оук глубоко вздохнул от всего сердца, так что даже ветер пронесся в воздухе, словно вздохнула сосновая роща. - Ну почему бы вам не пойти за меня, - умолял он, пытаясь приблизиться к ней сбоку, из-за куста.

- Не могу, - ответила она и попятилась.

- Но почему же? - повторял он, уже отчаявшись достичь ее и не двигаясь с места, но глядя на нее поверх куста.

- Потому что я не люблю вас.

- Да... но...

Она подавила зевок, чуть заметно, так, чтобы это не показалось невежливым. - Я не люблю вас, - повторила она.

- А я люблю вас, и если я вам не противен, что ж...

- О, мистер Оук! Какое благородство! Вы же сами потом стали бы презирать меня.

- Никогда! - вскричал Оук с таким жаром, что, казалось, вслед за этим вырвавшимся у него словом он сейчас и сам бросится прямо через куст в ее объятия. - Всю жизнь теперь - это уж я наверняка знаю, всю жизнь я буду любить вас, томиться по вас и желать вас, пока не умру: - В голосе, его слышалось глубокое волнение, и его большие загорелые руки заметно дрожали.

- Конечно, ужасно нехорошо ответить отказом на такое чувство, промолвила не без огорчения Батшеба, беспомощно оглядываясь по сторонам, словно ища выхода из этого морального затруднения. - Как я теперь раскаиваюсь, что побежала за вами! - Но, по-видимому, она была не склонна долго огорчаться, и лицо ее приняло лукавое выражение. - Ничего у нас с вами не получится, - мистер Оук, - заключила она. - Мне нужен такой человек, который мог бы меня укротить, очень уж я своенравна, а я знаю, вы на это не способны.

Оук стоял, опустив глаза и уставившись в землю, словно давая понять, что он не намерен вступать и бесполезные пререкания.

- Вы, мистер Оук, - снова заговорила она каким-то необыкновенно рассудительным и не допускающим возражений тоном, - в лучшем положении, чем я. У меня нет ни гроша за душой, я живу у тети, просто чтобы не пропасть с голоду. Я, конечно, образованнее вас - но я вас нисколечко не люблю. Вот вам все, что касается меня. Ну, а что касается вас, - вы только что обзавелись фермой, вам, по здравому смыслу, если уж вы задумаете жениться (что вам, конечно, сейчас ни в коем случае не следует делать), надо жениться на женщине с деньгами, которая могла бы вложить, капитал в вашу ферму, сделать ее гораздо более доходной, чем она сейчас.

Габриэль смотрел на нее с нескрываемым восхищением и даже с некоторым изумлением.

- Так ведь это как раз то, о чем я сам думал, - простодушно признался ан.

Габриэль обладал некоторым излишеством христианских добродетелей, - его смирение и избыток честности сильно вредили ему в глазах Батшебы. Она, по-видимому, никак не ожидала такого признания.

- Тогда зачем же вы приходите беспокоить меня зря? - вскричала она чуть ли не с возмущением, и щеки ее вспыхнули, и алая краска разлилась по всему лицу.

- Да вот не могу поступать так, как, казалось бы...

- Нужно?

- Нет, разумно.

- Ну вот вы и признались теперь, мистер Оук! - воскликнула она еще более заносчива, презрительно качая головой. - И вы думаете, после этого я могла бы выйти за вас замуж? Ну, уж нет.

- Неправильно вы все толкуете! - не выдержав, вспылил Габриэль. Оттого только, что я чистосердечно открылся вам, какие у меня были мысли, а они у всякого были бы на моем месте, вы вдруг почему-то кипятитесь, вон, даже все лицо заполыхало, и накидываетесь на меня. И то, что вы для меня не пара, - тоже вздор! Разговариваете вы, как настоящая леди, все это замечают, и ваш дядюшка в Уэзербери, слыхать, крупный фермер, такой, что мне за ним никогда не угнаться. Разрешите мне прийти к вам в гости вечером, или, может быть, пойдемте погулять в воскресенье. Я вовсе не настаиваю, чтобы вы так сразу решили, если вы колеблетесь.

- Нет, нет, не могу. И не уговаривайте меня больше. Я вас не люблю и... это было бы смешно, - сказала она и засмеялась.

Кому приятно, чтобы его подымали на смех и потешались над его чувствами!

- Хорошо, - сказал Оук твердо и с таким видом, как будто для него теперь не осталось ничего другого, как только дни и ночи черпать утешение в Екклезиасте. - Больше я вас просить не буду.

Когда до Габриэля дошли слухи, что Батшеба Эвердин уехала из здешних мест, это известие оказало на него такое действие, какое, наверно, показалось бы неожиданным всякому, кому не случалось наблюдать - чем с большим жаром мы от чего-либо отрекаемся, тем менее действенно и бесповоротно наше отреченье.

Многим пришлось испытать на себе, что дорога, которой можно уйти от любви, гораздо трудней той, что ведет к ней. Иной человек, запутавшись, вступает в брак, рассматривая это как способ полегче выпутаться, но и этот способ, как мы знаем, не всегда помогает. Исчезновение Батшебы предоставляло Оуку счастливую возможность воспользоваться способом разлуки, который для людей некоего определенного склада оказывается как нельзя более действенным, а других побуждает идеализировать отсутствующий предмет любви, в особенности тех, чье чувство, - казалось бы, спокойное, ровное, - пустило глубоко прочные, невидимые ростки. Оук принадлежал к разряду уравновешенных людей и чувствовал, что его тайное влечение к Батшебе теперь, когда она уехала, разгорается еще сильнее - вот и все. Дружественные отношения с ее теткой были пресечены в самом зародыше его неудачным сватовством, и все, что Оук знал о Батшебе, доходило до него стороной. Говорили, что она уехала в селение Уэзербери, в двадцати милях отсюда, но уехала ли она погостить или навсегда, Оук так и не мог дознаться.