Фабрика отклонений - Алексей Макеев

– Я тебе полчаса толкую про дистонию. А нервы, Лев Иванович, они в нашем организме всем заправляют и на все оказывают влияние. Знаешь старую как мир поговорку, что все болезни от нервов? Организм изнашивается, и первые признаки как раз и подчеркивают дисбаланс. Витаминчики ей нужны, массажики хорошо бы, ванны сероводородные, высыпаться и не думать о работе.

– Это и мне не помешало бы. – Гуров усмехнулся. – Значит, в остальном она здорова. Выписывать будешь?

– Нет, надо обязательно закончить комплексное обследование, разобраться во всех причинах. А таковых может быть много, я же тебе уже говорил. Раз уж твоя супруга попала сюда, так давай доводить дело до логического конца. А насчет полного здоровья я бы на твоем месте не очень обольщался, потому что таких людей на свете просто нет. Ну, почти нет. Людям за сорок обязательно нужно задумываться о сердечно-сосудистой системе. Сердечная мышца изнашивается, сосуды теряют эластичность. Надо вовремя принимать меры. Сосудами заняться и сердечко подкормить. Юность кончилась, Лева, пора понять это. А вегето-сосудистая дистония со временем, если не позаботиться об этом заранее, может привести к аритмии. При ее эмоциональной профессии…

– Понял, Жора, не продолжай.

Маша ждала в своей палате, нанося на лицо какую-то косметическую маску. Она обернулась на вошедшего мужа, очаровательно улыбнулась и капризно искривила губку. Это была игра. Лев Иванович давно изучил тонкости актерской профессии и мог отличить, когда Маша что-то говорила искренне, а когда развлекалась.

– Твой противный Жора не хочет меня отпускать. Сам сказал, что причина не в сердце, запутал меня медицинскими терминами и улыбается.

– Добрый вечер! – Гуров подошел, наклонился и поцеловал Машу в темя. – Как дела?

– Нормально, – ответила жена, сменив тон на обычный. – Если не думать о работе и о том, что Лелька там сейчас делает с моей ролью, то все в порядке.

– Лелька – твоя подруга. – Гуров сделал вид, что не понимает. – Ты не доверяешь ее таланту?

– Скажите, полковник, я когда-нибудь пыталась хоть как-то отозваться о профессиональных качествах вашего друга Станислава Крячко? – Маша с интересом посмотрела мужу в глаза.

– Язва, – с умилением произнес Лев Иванович и нежно прижал к груди голову жены.

– Ну а после обмена комплиментами ты мне расскажешь, о чем вы там шушукались с главным врачом Жоркой Иноземцевым? Ты ведь его называешь именно так.

– Я его называю Георгием Николаевичем. При этом склоняю голову в легком поклоне уважения. Ибо он лечит мою жену, значит, самое дорогое, что у меня есть…

– После твоей работы, – вставила Маша. – Излагай, не томи.

– Опасения мои, к счастью, не подтвердились. С сердцем у тебя ничего особенного не происходит. А в том, что приключилось, виновата всего лишь нервная система. Он как-то там по-медицински загнул, но я не стал запоминать. Просто ты заработалась, устала. Жора настаивает на полном обследовании, с чем я согласился. Надо же, раз уж ты сюда попала, понять в тебе все.

– А ты во мне чего-то не понимаешь? – Маша повернулась к мужу, положила руки ему на грудь, заглянула в глаза. – Я вот тебя знаю как облупленного, вижу за твоим подчеркнуто нежным поведением нечто большее и тщательно скрываемое. Устал, много работы?

– Нет, не больше, чем обычно.

– Что же тебя гложет, мой полковник?

– Твое здоровье, – выпалил Гуров, чуть помолчал и добавил: – Вообще-то, мы сейчас со Стасом занимаемся одним делом. Там много непонятного и тревожного.

– Я чувствую. Тебе надо бежать?

– Нет, что ты, – успокоил ее Лев Иванович и прошелся по палате. – До утра я совершенно свободен. Правда, завтра мне придется уехать из Москвы. Может, на сутки или даже чуть больше. Извини, что завтра не навещу. Но вечерком я обязательно позвоню. Слушай, а у тебя тут телевизор с видеоплеером! Может, тебе привезти в следующий раз старые любимые фильмы? Для души!

– Я люблю смотреть их с тобой – на диване, под пледом и щекой на твоей руке. Правда, бывает это пару раз в год.

– Ты тут не хандришь? – с подозрением спросил Гуров.

– Да что ты! – Мария рассмеялась. – Во-первых, я тут отоспалась за весь год. Я не люблю казенные учреждения, а во время гастролей устаю больше от гостиниц, чем от чего-то другого. А тут у них удивительно благоприятная обстановка. Тихие, улыбчивые, по-настоящему добрые медсестры. Ходят такие симпатичные девушки и улыбаются всем. Да и парк у них тут изумительный. Ты представляешь, здесь поют птицы! Я их чуть ли не с рук кормила. Прямо тут! В парке! Сидит пичуга и весь день трели разводит. То на одну ветку перелетит, то на другую. И пациенты спокойные. Гуляют, смирно сидят на лавочках с книгами. Знаешь, я тут заметила, что сердечники чем-то друг на друга похожи. Вообще-то, это неудивительно, потому что когда сердце прихватывает, то каждый пугается скорой смерти. Это накладывает на людей какой-то отпечаток грусти, что ли. Кажется, что они все одинаково задумались о бренности земного бытия.

– Ну, это естественно.

– Я совсем о другом. Характеры и типажи у всех разные, а вот этот определяющий фактор больного-сердечника порой делает с людьми удивительные вещи. С их близкими тоже. Тут лежит один грузный мужчина, сразу видно, что начальник очень высокого ранга. Так вот он напоминает старого доброго льва. Ему уже нельзя быть строгим, пугать людей грозным рыком. Он бродит по аллеям парка и по привычке трясет гривой. В переносном смысле. А еще есть одна дама, наверное, в прошлом балерина или профессиональная танцовщица – по походке видно, по тому, как ступни ставит. Так вот, она напоминает присмиревшую газель. Так и кажется, что ей хочется сорваться с места и промчаться по зеленой траве, поиграть. А она сдерживается. Такие вот порывы в движениях прослеживаются.

– Развлекаешься? – Гуров улыбнулся.

– Профессия у меня такая. – Маша вздохнула. – Все, что актер берет в свой образ, конкретную роль, он не выдумывает, а видит в реальной жизни.

– А я на кого похож? На льва?

– Ну, если только на засыпающего прямо на ногах. Езжай-ка ты домой, Лев.

– Знаешь что, – Гуров обнял жену, прижал к себе и вдохнул запах ее волос, – давай-ка я похлопочу там у себя насчет санатория. Представляешь, пару недель ничего не делать, ходить только в пижаме и шлепанцах, а по вечерам чтобы играл духовой оркестр.

– Да, представления у тебя о санаториях, прямо скажем, архаичные. Хотя в этих представлениях есть определенная душевность.

Молодые оперативники вошли в кабинет ровно в десять утра. Гуров ерзал в неудобном кресле, которое для него организовал Крячко, и читал рапорта оперативников по результатам поквартирного обхода.

Кулаков сегодня был без формы. Гуров мельком глянул на старшего лейтенанта и отметил хорошо развитую мускулатуру. Владик Рязанцев снова щеголял в своей легкомысленной курточке, но Лев Иванович решил не исходить желчью по этому поводу. В конце концов, не его это дело. Эта курточка или иная – данное обстоятельство не играет никакой роли в работе оперативника. Если уж быть честным с самим собой.