Тревожные будни - Стефан Антонович Захаров

Около двери на гвозде висел овчинный тулуп. Пахло сыростью и гарью.

— Василий Васильевич Поминов? — продолжая дивиться низкому голосу старика, спросил Егор Иванович.

— Так точно! — согласился старик.

— У меня есть ордер на обыск и ваш арест.

— Обожди, сынок...

— Ждать, собственно говоря, не имею права. Ордер же предъявить могу. Грамотный?

— Православные буквы разбираю, — усмехнулся старик и скользящим тихим движением юркнул к тулупу.

Но Егор Иванович, ловко оттолкнув его, приказал вошедшим Терихову и Юрию осмотреть одежду.

— Трое на одного! — печально вздохнул старик. — Нечестно, сынки!

При тусклом электрическом свете в Яшиной руке блеснул браунинг, который он вытащил из тулупа.

— Ну, как констатируем? — разглядывая оружие, спросил старика Егор Иванович. — Нечестно, значит. Трое на одного? А разрешение на оружие показать можешь?

— Не могу! — охотно признался старик. — Ты же, скажем, мне разрешение не принесешь. А у меня, как ведаешь, чеботарная. Нападут, упаси бог, на одинокого... Жулья-то в городе, небось, пруд пруди.

Но Егор Иванович, не обращая внимания на болтовню старика, зорко оглядывал комнату. И вдруг, шагнув к буржуйке, сказал Юрию:

— Пригласи-ка из соседней хаты понятых, обыск будем делать.

Но только Юрий собрался выполнить распоряжение, как кто-то потрогал снаружи дверь. Не запертая на крючок, она тут же открылась, и за порогом возник бородатый, запорошенный снегом мужчина в коротком пальто из шинельного сукна.

Увидев милиционеров, гость на мгновенье растерялся.

— Стоять на месте! — крикнул ему Егор Иванович.

Но тот успел опомниться и захлопнул дверь.

— Яков, не отлучайся! — последовал быстрый приказ Егора Ивановича. — Юрий, за мной!

Когда они выскочили на снежный двор, незнакомец уже добежал до калитки.

— Стой! — крикнул вслед Тюленев. — Стрелять буду.

Юрий рванул из кобуры наган и, не целясь, выстрелил вдогонку беглецу.

— Отставить! — сердито процедил сквозь зубы Егор Иванович... — Всю округу перебудишь! Я же команды тебе не давал...

Снег валил густыми хлопьями и слепил глаза. Ни Егор Иванович, ни Юрий не могли определить, в какую сторону кинулся незнакомец.

— Упустили! — зло плюнул Тюленев.

XII

Сквозь снежную пелену внезапно прорвались огни. Бежавший по тротуару человек остановился и вытер рукавом потный лоб.

Затем, полузакрыв глаза, он прислонился к высокому крыльцу каменного дома. Во рту пересохло, сердце колотилось и не хотело успокаиваться.

«Вот так драма! — подумал беглец. — И какой эта драма могла разрешиться катастрофой, один дьявол, пожалуй, знает...»

Наверху скрипнула дверь, и шамкающий старушечий голос сказал:

— Спокойной вам ночи, батюшка Фаддей Владимирович!

— Благодарю, Карповна! И тебе желаю спокойной ночи и приятного сна, — отвечал сиплый тенор, и по ступенькам, кряхтя, спустился толстый широкоплечий мужчина.

— «Буря мглою небо кроет», — с пафосом продекламировал он, не видя согнувшейся фигуры, которая притаилась за левыми перилами крыльца, и, похрамывая, заковылял на противоположную сторону улицы.

Толстый широкоплечий человек страдал одышкой и поэтому шел медленно. Навстречу никто не попадался: в такой поздний час и в такую погоду никому не хотелось покидать свой дом.

— Фаддей Владимирович! — вдруг произнес кто-то за его спиной.

— Да, да! — машинально отозвался Фаддей Владимирович и тут же, испуганно вздрогнув, замер на месте.

— Здравствуйте! — продолжал неизвестный.

— Да, да!.. Здравствуйте...

— Узнаете?

— Не...

— Странно! Я сразу вас узнал и, право, очень обрадовался.

— Побирский?!

— Тише!..

— Господи...

Конечно, Фаддей Владимирович хорошо знал Прохора Побирского. Отец его, Александр Гаврилович, был в прошлом довольно известной личностью в губернии — владельцем крупного извозного заведения «Побирский и сын». Прохор где-то году в пятнадцатом окончил школу прапорщиков, позднее служил в белой армии, да не просто служил, а занимал различные командные посты в полку «Голубых улан». Полк этот нес в городе при Колчаке полицейскую службу и оставил о себе страшную память. До сих пор матери пугали своих малышей «Голубыми уланами».

— Вы... Вы... снова здесь? — выговорил наконец Фаддей Владимирович.

— Здесь, — кивнул Прохор и поинтересовался: — А вы, собственно, чем удивлены? Вы ведь тоже, господин Раздупов, здесь...

— Н-нда, собственно, оно так...

— Именно так! И вы вышли сейчас из библиотеки Макаровской фабрики.

— Я... я состою библиотекарем. Задержался сегодня вот в такую пору...

— Библиотекарем? Трудитесь на большевиков?

Фаддей Владимирович смущенно молчал.

— И вам доверяют? — с иронией продолжал допрос Прохор. — Доверяют?

— Кажется, — последовал едва слышный ответ.

Прохор усмехнулся:

— Не ожидал я такой оплошности от Советской власти. Доверять вам?

— А почему бы и нет? — неожиданно с гонором возразил Фаддей Владимирович. — Я Советской власти особого вреда не причинил. Да будет вам, Прохор Александрович, это известно!

— Мне, господин Раздупов, известно другое, — спокойно сказал Прохор, делая упор на слово «другое».

— Да, да, — залепетал Фаддей Владимирович. — Я, прошу меня извинить, не так выразился.

— Где ваша жена? — не обращая внимания на покаянный тон библиотекаря, спросил Прохор.

— Валентина Георгиевна умерла.

— Царство ей небесное. А квартира у вас все там же, на Главном проспекте?

— Что вы, Прохор Александрович!.. — заюлил Фаддей Владимирович. — Мне ли при моей теперешней должности снимать квартиру на Главном? Домишко у меня здесь неподалеку, на Второй Восточной улице...

— Кухарка есть?

— Один я, совсем один.

— Это хорошо, — задумчиво произнес Прохор. — Просто хорошо! Да что мы стоим, мерзнем?.. Идемте, Фаддей Владимирович! Я у вас сегодня переночую.

— Буду рад, — пробормотал библиотекарь. — Даже очень рад... Окажите уважение.

— Рады вы будете или не рады, — холодно оборвал его Прохор, — дело десятое. Но потесниться вам придется... О моей персоне никому ни звука и запомните: перед вами — Гордей Петрович Шагун. Поняли? Приехал из Сибири искать работу, а вы пустили Шагуна на постой...

XIII

...На Урале Фаддей Владимирович Раздупов очутился после того, как с треском вылетел из Казанского университета за постоянные провалы на экзаменах. Первые годы он служил в различных нотариальных конторах, но отовсюду бывшего студента увольняли. Владельцев контор не устраивал человек, который целыми днями пропадал или на репетициях любительских спектаклей, или на заседаниях благотворительных кружков, или на ипподроме. В конце концов, разочаровавшись в юридической карьере, Фаддей Владимирович целиком