Тревожные будни - Стефан Антонович Захаров

уникальная по трюкам фильма... Но меня, библиофила смиренного, прошу не забывать... Приходите в любое время...

В передней, застегивая шинель, Яша, нагнувшись к библиотекарю, насмешливо протянул:

— Богато живете!

— Забавник вы, товарищ Яков Осипович, изволю заметить! Ох, забавник! — отшутился Фаддей Владимирович. — На жалованье заведующего библиотекой...

— А коньяк пьете...

X

...Где-то недели три назад старший милиционер уголовного розыска Егор Иванович Тюленев задержал утром в хлебной лавке подозрительного мужчину. По приметам задержанный походил на человека, который недавней ночью раздел галантерейщика Шварцмана. Срочно вызванный Шварцман, элегантный господин с холеной бородкой, прямо с порога опознал грабителя, а затем и свои золотые часы с монограммой.

Задержанный рассудил здраво: «валять Ваньку» после опознания бесполезно и покаялся, что часы и остальное шварцмановское «барахлишко» собирался отнести сегодня скупщику краденого Ваське Дегаме. О скупщике с таким странным прозвищем в уголовном розыске не слышали. Не мог толком рассказать о нем и задержанный. По его словам, Васька, неизвестно из каких краев явившийся, сначала открыл на Луговой улице «Сапожную мастерскую В. В. Поминова», а пообжившись, занялся скупкой награбленного. Вот и все.

Когда задержанного увели, Никифоров сказал:

— Наш «гость» по уговору хотел заглянуть к Ваське Дегаме — Поминову где-то после десяти вечера. Вот и стук-пароль сообщил. Не зря квартальный староста докладывал, что к этому Поминову последнее время посетители зачастили. Теперь и нам пора заглянуть. Взять его надо, а в сапожной засаду оставить! Сегодня же.

Через два часа Никифоров на угрозовском жеребце Левше ускакал в управление губмилиции — в Тагильском округе произошло убийство. И операцию, связанную с сапожной мастерской, поручили Егору Ивановичу Тюленеву.

Хотя Егор Иванович был только старшим милиционером, но ему часто приходилось выполнять обязанности агента, и Никифоров собирался официально утвердить его в этой должности. Поэтому ни Терихов, ни Юрий не удивились, когда Егор Иванович объявил им строгим тоном:

— На распрекрасный вечер сегодня не рассчитывайте, встреч девицам не назначать! Слышите?.. Это, Яков, тебя больше всего касается, как ты к прогулкам необычайно склонен... Так вот. Идем брать сапожника. Действовать будем так...

Юрий еще ни разу не принимал участия в ночной операции. Как младшему милиционеру ему пока приходилось лишь конвоировать арестованных, стоять на часах у входа в угро, да бегать по городу со срочными депешами. И распоряжение Егора Ивановича он встретил с нескрываемым восторгом. Терихов же особого энтузиазма не проявил.

— Таким буржуям, как Шварцман, — с горечью произнес он, — осенью семнадцатого года...

— Яков! — вздохнул Егор Иванович. — Ты опять за рыбу деньги?

...И сейчас, вечером, в дежурке Яша продолжал доказывать Егору Ивановичу свою правоту.

— Каждый нэпманчик, понимаешь, себя королем считает! — кипятился он. — Королем! Это в пролетарском-то государстве? А случись что у него, куда обращается? В рабоче-крестьянскую милицию.

— Эх и отсталость же у тебя, Яков! — почесав переносицу, сказал Егор Иванович.

— Без новой экономической политики стране долго из разрухи не вырваться, — тихо сказал Юрий. — Наследство-то какое тяжелое нам после двух войн досталось... Это товарищ Калинин на митинге еще прошлым летом говорил.

— Не слышал! — пожал плечами Терихов. — Я прошлогодним летом в Туркестане басмачей рубил. А братан под Перекопом погиб...

И ему захотелось рассказать товарищам, как он изумился, когда после демобилизации вернулся на Урал, в родной город. Изумляться было чему! На главных улицах открылись богатые магазины с нарядными витринами и дорогие рестораны, около которых дежурили лакированные экипажи с шикарными тонконогими рысаками. Вокруг центральной площади, словно грибы, выросли всевозможные частные конторы и склады с крикливыми вывесками.

Такие словечки, как «барин», «господин», «ваше степенство», казалось бы, совсем исчезнувшие, снова резали слух.

Но Терихов не сомневался, что товарищи, выслушав его исповедь, скажут: «А неужели ты, друг, не приметил, что задымились трубы заводов и уменьшилась очередь на бирже труда...»

Он это и сам понимал и решил больше не спорить. Глянув на дежурного по уголовному розыску агента второго разряда Бориса Котова, Яша вдруг совсем другим тоном спросил:

— Любопытно узнать, что у вас за книжица? Оторваться не можете.

— «Основы начальной политграмоты», — гордо ответил Котов, — не мешало бы и вам, товарищ Терихов, почаще в такие книги заглядывать.

— «Основы политграмоты»! — подмигнув Юрию, протянул Яша. — Эх, товарищ Котов, товарищ Котов... Ученым надо быть для чтения таких-то книг. А мне, к примеру, песенник какой-нибудь, образование у меня ведь бабушкино.

— Какой тебе, Яков, еще песенник? — заворчал Егор Иванович. — Песни мы, может, потом, завтра споем. А теперь собирайся! И ты, Юрий, тоже... Пора!

XI

Свет редких уличных фонарей едва пробивался сквозь туманную вечернюю мглу. За одноглавым польским костелом Тюленев, Терихов и Закне, путаясь в длинных черных шинелях, свернули в сторону Сенной площади, где в старые годы торговали лошадьми. Теперь же огромное пространство зимой и летом пустовало. Правда, окрестные ребятишки любили кататься здесь на санках и запускать бумажных змеев, а эскадроны Уральского кавалерийского полка устраивали иногда показательные учения и смотры. Ночью же площадь погружалась в беспросветную темноту, и никто из обывателей ни за какие сокровища не рискнул бы пересечь страшную пустошь.

Вот за этой-то площадью, на восточной окраине города, и сапожничал Васька Дегама, или Василий Васильевич Поминов. Домик его прятался за покосившимся забором в самом конце Луговой улицы. Над воротами, рядом с номером, был небрежно пришпилен выпиленный из фанеры контур женского ботинка.

— Все, как договорились, — останавливаясь перед калиткой, шепнул Егор Иванович, — я захожу поначалу один. Васька дверь отомкнет, тогда и...

— За нас не беспокойся, — успокоил его Терихов. — Шума не сделаем...

Почти на цыпочках, чтобы под сапогами не скрипнул снег, Егор Иванович, нагнувшись, вошел в полуоткрытую калитку.

После условного стука густой бас за дверью осторожно произнес:

— Кого бог шлет?

Вместо ответа Тюленев кашлянул.

— Кылпыч, что ли? — успокоился бас. — Обожди, сынок, сей момент...

Через минуту осветилось занавешенное газетой окошко, а еще через минуту распахнулась и обитая рогожей дверь. Сухонький старичок в латаной рубашке и коротеньких брючках (Егор Иванович даже усомнился, он ли говорил таким громобоевским басом), увидев милиционера, отпрянул назад.

Ни сеней, ни кухни внутри домика не было, комната с единственным окном, с железной печкой-буржуйкой посредине, круглый стол и табуретка, топчан, застланный лоскутным одеялом, измятая алюминиевая миска на буржуйке и сваленный в углу ворох всевозможной обуви.