Три последних дня - Анна и Сергей Литвиновы

Юлия смущенно потупила взор.

А он прижал ее ладонь еще крепче. Прошептал:

– Только грустные очень. Из-за этого идиота Гануша расстроилась, да?

– Ну… наверно, – пробормотала она. Хотя про злющего продавца давно уже забыла. Сейчас ее противоречия раздирали. Одновременно было хорошо и очень страшно. Хотелось и убежать, и чтобы этот прекрасный человек оставался рядом с ней. Всегда.

Он почувствовал ее напряженность, убрал руку, спросил:

– Может быть, я тебе неприятен?

– Нет-нет, что ты! – поспешнее, чем следовало, откликнулась Юля.

А Мирослав (в голосе его звучало нескрываемое удивление) произнес:

– Надо же, как бывает. Думал, что я – трезвый человек. Взрослый. Циник даже… – Он усмехнулся. Снова прикрыл ее ладонь своей, продолжил: – А встретил тебя – и голова кругом. Хотя всегда считал, что любовь с первого взгляда – сказки, пустая романтика. Девчачьи выдумки. Но сегодня просто лицо твое увидел за стеклом. Одно только лицо – и сразу в душе все… будто оборвалось.

Юля зарделась, опустила ресницы, украдкой взглянула на парня. Не похоже, чтобы он врал. Лицо счастливое, чуть недоумевающее. Но разве достойна она – неудачница, мать-одиночка в лиловом костюме – подобного красавца? Не подвох ли это? Может, он из белоэмигрантов (вернее, потомок белоэмигрантов)? И пытается ее (вспомнила инструктаж в выездной комиссии парткома) завербовать?

– Юлечка, Джулия… – нежно, будто пробовал на вкус, произнес Мирослав.

Коснулся ее щеки – Юлю сразу будто током ударило (как в сентиментальном романе, ей-богу!).

«Да что со мной творится? – испуганно подумала она. – Какая любовь, какой ток?! Мы через два дня уезжаем в Прагу, и вообще: у меня ребенок!»

Но тут же на саму себя прикрикнула: «Да прекрати ты! Расслабься! Не дергайся! У тебя просто отпуск. Заграница, свобода. Интрижка с потрясающе красивым иностранцем. Давно пора жить именно так!»

И когда Мирослав уверенной рукой ее обнял, Юля (против обыкновенного своего обращения с мужчинами) не вырвалась.

А каким сладким оказался поцелуй в полумраке бара!

А чего стоила их вечерняя прогулка – в обнимку по умиротворяющему городку!

Когда Мирослав рассказал по ее просьбе о себе, Юля зауважала нового знакомого еще больше. С виду – студент-старшекурсник, а выяснилось, что институт закончил семь лет назад. Сейчас практикующий врач.

– Я, правда, бакалавра за два года получил вместо четырех, – небрежно, совершенно без хвастовства, уточнил он. – С ординатурой тоже быстро разделался, диссертацию защитил год назад. Мама теперь мечтает, что профессором буду. Самым молодым в Чехословакии.

– А кто у тебя мама? – заинтересовалась Юля.

– Тоже врач. Здесь, в Карловых Варах, в институте бальнеологии кафедрой заведует.

– Слушай, а по национальности ты кто? Чех? Словак?

– Да разве похож я на чеха? – рассмеялся Мирослав. – Русский лапоть. С примесью украинской и белорусской кровей. Родовая фамилия у нас была – Красавины. Потом мы ее, правда, урезали. Стали Крассами. Более по-европейски звучит.

– А как ты здесь оказался?

– Случайно. Как все в жизни бывает. Бабушка с дедом по маминой линии от революции в Париж сбежали. Устроились нормально, квартира, работа, но как-то не особо прижились. А в сороковом, еще до войны, у деда язва желудка открылась обширная, и один французский профессор ему сказал: «Или сюда, на воды, – или помрешь». Ну, бабка с дедом послушались, перебрались в Карловы Вары. Сначала жили тут по необходимости, чтоб деда вылечить, а потом привыкли, полюбили городок, страну. Дедуля эдаким доктором де Карро стал. Слышала про него?

– Не-а, нам только про Маркса с Энгельсом в Карловых Варах рассказывали, – аполитично хмыкнула она.

– Де Карро, швейцарец, приехал сюда в 1826 году лечить подагру. И навсегда в городке остался. Исследовал состав местных вод, писал статьи, стал почетным гражданином… Бабке с дедом моим, правда, меньше, чем швейцарцу, повезло. После войны в Чехии социализм начался, но старики решили: лучше уж при коммунистах, но в любимом месте. Да и от воды уезжать не хотели: врачи говорят, язвенников бывших не бывает. – Мирослав хмыкнул. – Они вообще к вопросу лечения серьезно со всех сторон подошли. Чтоб в будущем уж точно никаких проблем не было, дочь свою – мою маму – врачом сделали. И специализироваться заставили по бальнеологии.

– Ты, наверно, тоже в духе семейной традиции бальнеолог? – предположила Юлия.

– Ну, что ты! – чуть презрительно хмыкнул он. – Курортология, водичка – это забавы для девушек. А я хирург.

– Здорово! – вырвалось у Юли. И она добавила грустно: – Просто позавидовать можно. Живешь в красивой стране. Работа интересная.

Не то что она – молодая мамаша. С дипломом по инженерной (и, честно говоря, совсем не любимой) специальности. Да еще с ребенком на руках.

И вдруг услышала:

– А ты замуж за меня выходи!

Она недоуменно уставилась на него:

– Мирослав, ты что? Мы ведь едва знакомы…

– Да, я понимаю, – склонил голову он. – Ты девушка, вам всем обязательно нужны ухаживания… Только у нас с тобой на них времени нет. А отпускать тебя я не хочу.

* * *

Наши дни. Карловы Вары

– Да, мамулечка, – с уважением произнесла Таня. – Ты, оказывается, еще той свистушкой была!

– Дочка, выбирай выражения, – нахмурилась маман. Впрочем, ее лицо тут же разгладилось. – Хотя, наверно, ты права. Как иначе меня назвать? Едва увидела человека – сразу потеряла голову. Но именно о таком мужчине – решительном, состоявшемся, элегантном – я мечтала всю жизнь. К тому же я целый год безвылазно просидела дома с грудным ребенком на руках. А отец твой – ну, ты сама знаешь – сделал все для того, чтоб я разочаровалась в мужчинах.

– Так что дальше-то было? Вы с Мирославом гуляли, целовались, объяснялись друг другу в любви. А ночью? Поехали к нему и предались страсти?

– Ну что ты, Танечка, – вздохнула Юлия Николаевна. – Разве я могла?

– А что такого?

– Я, может, и согласилась бы, – смущенно призналась мама. – Но не забывай, что за времена тогда были. Все передвижения за границей – только с группой, под строгим контролем. Повезло еще, что днем мне свободу предоставили. А в девять вечера нужно было – как штык! – в гостиницу возвращаться.

– Фи, – сморщила нос Татьяна.

– Но на следующее утро уже в десять мы встретились. И знаешь… Еще вчера мне казалось: завтра наваждение спадет. Я разочаруюсь в нем. Но едва увидела, как Мирослав идет мне навстречу – спешит, даже споткнулся, в руках букет, лицо сияет, – сразу на душе у меня все расцвело…

– Так что же случилось? Почему вы не поженились, почему мы с тобой не живем в очаровательном домике где-нибудь тут, у подножия гор?