Любовь-нелюбовь - Анхела Бесерра

Шла неделя за неделей. Фьямма так и не постриглась, не купила новое белье, не начала снова ходить в спортзал, не записалась ни на какие курсы. Единственное, что она продолжала делать неукоснительно изо дня в день, это приходить в свой кабинет и принимать пациентов.

Однажды в среду, как раз когда Фьямма только что тихонько подкралась к свитому голубкой на голове статуи гнезду, чтобы посмотреть на вот-вот готовые лопнуть маленькие яички, раздался телефонный звонок. Звонила Эстрелья. Она была чрезвычайно возбуждена и просила принять ее немедленно. Уверяла, что дело не может ждать до пятницы. Умоляла выкроить для нее полчаса. Фьямме это было очень трудно, но она все же согласилась принять Эстрелью в четверг — хотя бы на день раньше назначенного срока, — почувствовав в ее голосе необычайное нетерпение, как у ребенка, который нечаянно узнал какой-то большой секрет и теперь ему не терпится этим секретом с кем-нибудь поделиться.

Повесив трубку, Фьямма снова подкралась к гнезду и увидела там множество пушистых головок с раскрытыми клювами. У нее в гостиной вылупились птенцы! Ей очень хотелось рассмотреть их поближе, но она боялась спугнуть голубку-мать — еще улетит, и о птенцах некому будет заботиться. Фьямма не знала, что голубка уже покинула своих детей — улетела с новым голубем, которого встретила, выписывая пируэты над площадью возле собора. Фьямме пришлось выкармливать птенцов из пипетки, которую она заполняла размятыми червяками — отвратительной кашицей, которую изобрела сама и которая птенцам казалась изысканным лакомством.

Так вместо детей Фьямма и Мартин оказались окружены белыми голубятами, которым они в конце концов придумали даже имена и фамилии.

Той ночью Фьямме приснилось, что она улитка. Волны то выбрасывали ее на берег, то уносили обратно в море. Она захлебывалась то соленой водой, то песком и совсем выбилась из сил, пытаясь бороться с прибоем. И почему только у улиток нет крыльев?

Фьямма вошла в свой кабинет ровно в девять, благоухая цветами апельсинового дерева (иногда ей был просто необходим этот запах). Эстрелья Бланко уже ждала ее. Как всегда безукоризненно выглядит и как всегда явилась раньше положенного часа, отметила про себя Фьямма. Странно: обычно пациентки опаздывают. Они дружески обнялись. Медовые глаза Эстрельи сияли. Фьямме было знакомо это сияние. Так сияли ее собственные глаза, когда юной девушкой она встретила и полюбила Мартина Амадора.

Прежде всего она попыталась успокоить Эстрелью — Фьямма еще не видела ее такой возбужденной. Эстрелья вела себя как девочка, которой подарили новую игрушку. Фьямма смотрела на нее тем вопросительно-ожидающим взглядом, каким всегда побуждала своих пациенток начать рассказ.

Путаясь и сбиваясь, Эстрелья начала говорить, что за последние дни в ее жизни произошли удивительные события. Она казалась опьяневшей от счастья. Просила у Фьяммы прощения за то, что не рассказала ей обо всем раньше — просто боялась сглазить свое счастье.

Фьямма молчала, и Эстрелья заговорила снова.

— Я познакомилась с удивительным существом, — возбужденно выдохнула она. — С ангелом.

И, не переводя дыхания, изложила во всех подробностях ту незабываемую встречу.

Начала с того, как однажды, когда она возвращалась из штаб-квартиры "Любви без границ", ей вдруг почему-то очень захотелось присесть на скамейку в парке Вздохов, что возле старой башни с часами. (Эстрелья спросила Фьямму, знает ли та этот парк, но спросила, похоже, лишь для того, чтобы удостовериться, что ее внимательно слушают.) Фьямма кивнула — ей ли не помнить эти старинные часы без стрелок! Сколько раз она, глядя на них, думала, что такими должны быть все часы — без стрелок. Тогда не будет ни ожидания, ни спешки и можно будет сделать все то, что нравится делать, и сказать все то хорошее, что хочется сказать. Тогда прекрасные мгновения будут длиться бесконечно, тогда можно будет вернуться назад и исправить все ошибки...

Эстрелья не заметила, что Фьямма на миг забыла о ней. И продолжала рассказывать...

В тот день много лет подряд не производившие на свет ни одного цветка розовые кусты в парке покрылись множеством готовых вот-вот раскрыться бутонов. Эстрелья никогда такого не видела. Она чувствовала, что должно произойти что-то очень важное. Вдруг словно легкий ветерок подул со стороны соседней скамейки — там какой-то мужчина бросал кусочки хлеба чайкам, которых к нему слетелось уже несколько десятков. Самая нахальная из чаек приземлилась со своей добычей в клюве прямо на туфли Эстрельи, оставив на них несколько крошек. Эстрелья подняла глаза на мужчину, их взгляды встретились, и они сразу почувствовали симпатию друг к другу. В конце концов между ними завязался разговор: сначала он заметил что-то про чаек и хлеб, потом она сказала что-то про розы, и вскоре — сами не заметив, как это получилось, — они уже оживленно беседовали об ангелах. Он пригласил ее посмотреть на самых красивых в Гармендии-дель-Вьенто ангелов, она, нежно улыбнувшись, согласилась. Внезапно они ощутили то состояние невесомости, когда время перестает существовать, а все события совершаются в замедленном темпе. Эстрелья видела в глазах мужчины отражение собственных глаз, в улыбке — отражение собственной улыбки. Она чувствовала, что нравится. Он чувствовал, что она ему нравится. И в этом состоянии невесомости продвигались они по узким мощеным улочкам к часовне Ангелов-Хранителей.

Их шаги нарушили торжественный покой часовни. Пахло воском и ладаном. Горящие свечи отбрасывали причудливые тени. По маленьким ступенькам они поднялись к алтарю, и там он попросил ее взглянуть наверх. Купол маленькой часовни был расписан удивительной красоты обнаженными ангелами. Это была сцена рождения Непорочной Девы: мадонна, окутанная золотым облаком волнистых волос, поднималась из середины алой розы, а вокруг кружились в воздухе сотни розовых лепестков. Творение эпохи Кватроченто настолько изумительное, что из глаз Эстрельи потекли слезы. Заметив это, ее спутник поднес к ее щеке букетик из сорванных им по дороге розовых бутонов и промокнул ими слезинки. Впитав влагу, бутоны чудесным образом вдруг раскрылись. Эстрелья думала, что все происходящее ей снится. Она словно сама летела по небу в окружении тех ангелов, что так тронули ее. Потом они долго стояли взявшись за руки, переполненные радостью новой любви. Им казалось, что они были знакомы всю жизнь. Он приобщил ее к культу крыльев, преподав ей первый урок. Рассказал ей, что великие мастера эпохи Возрождения, прежде чем приступить к работе, собирали перья всех известных им птиц и скрупулезно их изучали. Что крылья, написанные рукой Фра Анджелико, не похожи на крылья, написанные Лоренцо Креди, Дуччио или Джотто. Что Симоне Мартини для своего "Благовещения" собрал перья орлов, скворцов, зимородков, сов, дятлов, павлинов, диких уток, сизоворонок, а также кур и других домашних птиц, и потом из этого многообразия возникли сияющие византийским золотом и переливающиеся всеми оттенками самых изысканных цветов лучшие крылья эпохи Возрождения. Эстрелья, собиравшая ангелов лишь для собственного удовольствия, испытывала невыразимую радость — неужели есть кто-то, знающий так много о крыльях и полетах!

Потом они говорили о снах, потом — о родственных душах. В каждом подсвечнике зажгли по две свечи, поставив их рядом. Потом, когда жажда поцелуев стала непреодолимой, они целовались — жадно, кусая друг другу губы, тая от желания, — пока- служитель не начал гасить свечи в алтаре.