Лесная армия - Александр Тамоников

Неподалеку, прикрывая носы, толпились военные – в воздухе уже витал сладковатый запах.

Рядом с телом лейтенанта Левицкого стояли офицеры его отдела – капитан Караган, лейтенанты Цветков и Безуглов. Караган проснулся раньше командира, и сейчас тер воспаленные глаза. Плакали девчонки из дешифровального отдела – Светлана и Татьяна. В последнее время Саню Левицкого часто замечали в их компании. Девчонки были простые, веселые, бесстрашно шли на флирт. Саня Левицкий до последнего не мог определиться, кого из них предпочесть. А сейчас они держались в стороне, шмыгали носами, не решаясь подойти. Мертвый оперативник мало походил на себя живого – лица не узнать, весь белый, кровь из раскроенного черепа запеклась в волосах.

Подошел начальник отдела контрразведки корпуса полковник Шаманский – грузный мужчина лет пятидесяти с нездоровыми почками, – мрачно посмотрел на покойника. Потом бросил Кольцову: «Позднее зайди ко мне» и отправился тяжелой походкой в переулок.

– Эх, Саня, Саня… – мрачно протянул лейтенант Вадим Безуглов – приземистый, плотный, с седыми жесткими волосами. Совсем недавно ему исполнилось тридцать три, но выглядел оперативник лет на десять старше.

– Не к лицу ему быть мертвым, товарищ майор, – жалобно протянул лейтенант Коля Цветков – молодой, темноволосый, ладно сбитый, – я умом-то понимаю, но вот… никак не верится. Такой живой был, веселый, баб любил… Черт, у него же сестра в Ленинграде, блокаду пережила, он ей посылку недавно отправлял…

– Адрес есть? – спросил Кольцов.

– Да, товарищ майор. У него в блокноте под подушкой.

– Вечером помянем, – пообещал Павел, – если опять ничего не случится. Самогон остался?

– Самогон остался, – подтвердил Николай. – Немного, правда. Мы его под керосин замаскировали, чтобы не увели, и на подоконнике за газетами спрятали. Вот только стола у нас нет…

– Так придумайте, давно пора, – скрипнул зубами Кольцов. – Мы в школе живем или где? Чтобы к вечеру у нас стояли стол и стулья…

Подошел начальник дешифровальщиков майор Колбин – интеллигентный, всегда с таким видом, словно надел военную форму по недоразумению. Молча постоял, удалился. Приблизился молчаливый субъект с неподвижным лицом – подполковник Марычев, заместитель начальника отдела политической пропаганды. Офицеры вытянулись по стойке «смирно», но он поморщился: ладно, не сегодня. Пару раз вздохнул, печально покосился на Кольцова и зашагал к штабу.

Собравшиеся с уважением поглядывали на майора – слухи распространялись с космической скоростью. Во всем происходящем ощущалось что-то натянутое, неестественное. Пройдет неделя, другая, кончится затишье, и вернется ад войны. Люди будут гибнуть тысячами, десятками тысяч, погибнут и многие из тех, кто сейчас находится в этом дворе…

Полковник Шаманский был у себя в кабинете, окуривал пространство терпким дымом. Он стоял у окна, курил в форточку, не замечая, что она закрыта.

– Разрешите, товарищ полковник?

– Заходи, герой, – полковник оторвался от подоконника, мазнул майора придирчивым взглядом. – Ну, и как оно, в плену?

– Тоскливо, Георгий Иванович, – признался Кольцов. – Но, если честно, даже вжиться не успел, так быстро все закончилось. Вы у генерал-майора Серова спросите.

– Вот только не надо, майор, – поморщился полковник. – Я все понимаю, обстоятельства были сильнее вас, но вы справились и вышли победителями. Серов уже ходатайствовал о вашем с Караганом представлении к наградам. Понравились вы ему. А я считаю, – полковник снова рассердился, – что расстрелять вас надо за такую работу.

– Я понимаю, товарищ полковник, – Павел напустил на себя покаянный вид, – свою вину в случившемся мы частично признаем – поскольку девяносто процентов за то, что группа вооруженных диверсантов проникла на нашу территорию тем же путем, что и предыдущая. И снова мы никого не взяли живьем. В свое оправдание могу отметить нехватку личного состава. Сотрудники зашиваются, много дел. Нас привлекают к фильтрации граждан, прибывающих на освобожденную территорию. Это неразумно, товарищ полковник. Органы милиции и ГБ могут справиться сами. Дел хватает и в городе – мы не можем блуждать по отдаленным лесам в поисках тайных троп. Привлеченные войска только усиливают неразбериху и затаптывают следы. А после гибели лейтенанта Левицкого нас стало еще меньше. У командования сложилось мнение, что органы контрразведки укомплектованы полностью и им грешно жаловаться…

– Это понятно, – махнул рукой полковник. – Я постоянно ходатайствую перед армейским руководством об усилении прифронтовых отделов. Мои призывы уходят в пустоту, поэтому будем довольствоваться тем, что есть. Что думаешь по поводу текущих событий?

– На той стороне сидят не дураки. Появление диверсантов Циммера неслучайно. Позвольте наблюдение, товарищ полковник. Обер-лейтенант был гладко выбрит – но ему ничто не мешает бриться в полевых условиях, если человек привык следить за своим видом. Остальные выглядели так себе – мятые, щетинистые. Отсюда можно сделать вывод, что перешли линию фронта они не сегодня. А, скажем, вчера или позавчера. При них могла быть рация, которую они оставили в своем ночном убежище. Сидели в безлюдной местности, ждали сообщения. А когда получили, стали выдвигаться по заранее намеченной тропе. Допускаю, что их провел кто-то из местных жителей. При штабе есть «крот», который сливает секретные сведения в немецкий радиоцентр. Иначе объяснить не могу, как немцы узнали, что Серов будет в прифронтовой полосе с минимальным числом охраны. Агент послал радиограмму за линию фронта – оттуда ее переправили Циммеру, и он начал действовать…

– Да, это похоже на правду, – признал Шаманский, – поскольку место для засады выбрали идеально – тут немцы не импровизировали. Увы, при штабе не держали в секрете, что Серов намечает инспекцию. Знали это многие – не один десяток человек. Копать отсюда – до конца войны провозимся и работу штаба парализуем. Впрочем, дело твое, майор. Копай откуда нужно. С завтрашнего утра занимаешься только этим делом. Мы должны выяснить, что у нас происходит, и это – не блажь. Или будем дожидаться фронтовой комиссии по расследованию? Готовится наступление, надо до последнего держать противника в неведении. Немцы могут подозревать, проверять – это их право. А мы не должны пускать их в свои планы. Почему напротив нас скопились несколько танковых полков? Зачем эта игра мускулов? Прорвать фронт только ради прорыва? Что они замышляют? Кто передает сведения? Выявить тропу, по которой диверсанты проникают на нашу территорию… Запишешь или так запомнишь? Все, иди, работай. Скажи завгару, чтобы выдал вашей группе транспорт – по моему приказу и под твою ответственность.

– Разрешите идти, товарищ полковник?

– Да, иди, майор…

Утро следующего дня выдалось таким же пригожим. Ночью прошел дождик, прибил пыль. Хорошо дышалось. Впрочем, было обоснованное опасение, что к полудню снова будет пекло.

Полноприводный «ГАЗ‐67», лишь недавно начавший поступать в войска, бодро прыгал по ухабам. Последний пост проехали четверть часа назад. Офицеры косились на мелькающие перелески. Цветков, сидящий за баранкой, пристально вглядывался в дорожное покрытие – мины и фугасы были здесь частым явлением. Эту тему перед поездкой Кольцов выделил особо: может, лучше на чужих ошибках поучиться, а не на своих?