Фальдийская восьмерка - Андрей Андросов

Правый начали неспешно спускаться к вершинам деревьев, когда посетители принялись расходиться. Кто-то к себе, на горжу, отсыпаться, кто-то – в “Рассвет”, догоняться. Остались либо спящие, либо самые стойкие – они сдвинули столы у самого входа в один, но здоровенный, назвали его гигастолом и теперь оттуда доносился перестук костей и кружек, под сбивчивый бубнеж залившихся пивом Жерданов. Братья заявились в кабак ближе к полуночи, притащив с собой помятого, но невероятно довольного верзилу Кергена, двух слегка побитых вышибал и пяток типов предельно разбойничьей наружности, после чего вся эта шумная компания принялась дружно отмечать знакомство и обмениваться сплетнями.

– Его… его звали…

– Тор-рден, – рычал Средний, тряся разрумянившимися щеками. – Дерт…Дерт…

– Дертаго. – шарахнул кружкой Младший Жердан. – И в свои пятнадцать он был самым злобным ублюдком во всем сраном Канторе.

– Эй! Не трожь Кантор су… С уважением прошу, – спешно поправился смуглый Керген, – Дертаго… знаю таких, сер-рьезные…

Брак покачал головой, вполуха слушая разговоры за гигастолом. Братья начинали сбивчивый рассказ о канторском наемнике уже в третий раз, но твердо были настроены довести его до конца. Публика была не против.

– И ты потратил целую синьку ради этого?

– Могу себе позволить, – откинулся на лавке Кандар, – Иначе нахер вообще жить, если не можешь нормально отблагодарить своего спасителя. На реке свои порядки, их надо уважать.

– Раскон бы успел, – смущенно буркнул Брак.

– Да и катится он в самую глубокую островную задницу, скотина. Без него мы бы туда вообще не полезли. Давай еще раз, за старика.

Они разлили по стаканам остатки “Горных Слез” из ребристой бутылки, ударили донышками по столу, расплескивая прозрачную жидкость, и выпили.

– А если серьезно, – сказал Кандар, дождавшись, пока пойло степным пожаром прокатится куда-то вниз по пищеводу, – Если серьезно, то какого шарга ты так зажимаешься, будто в первый раз девицу голой увидел? Запад маленький, все друг друга знают, или хотя бы слышали, а слухи распространяются быстро. Примут за трусливую мелкую сошку, потом не отмоешься. Первое впечатление – самое важное.

– Не привык к такому, – пожал плечами калека. Кивнул на лежащий на столе протез и добавил: – А с этим как? Увечных всегда гнобят.

– Тебе не насрать на мнение этих неудачников?

– Только до тех пор, пока эти неудачники не пускают в ход кулаки, – поежился Брак.

– А тебя это остановило, когда ты чуть не вцепился в глотку рыжему? Или когда ты тащил меня из горящего Подречья? – спросил Кандар. – Или когда ты с ножом…

– Тише, – оглянулся Брак. – Раскон запретил упоминать.

– Ты чем вообще слушал сегодня? – поморщился сероглазый, но голос понизил. – О шарках твердят уже даже самые тупые.

Разговоров про поднявшихся мертвецов действительно хватало. Кто-то видел их лично, кто-то довольствовался слухами, но, так или иначе, знали про них все. На одном из плотов даже не досчитались аж троих человек – один из горжеводов разбил голову стрелой крана и успел порвать двоих, прежде чем его скинули в реку все тем же краном. Жерданы, услышав это, лыбились настолько самодовольно, что на них насели с расспросами. Братья крепились, вскользь обронив лишь двузначное число своих противников, и им даже поверили, разом сопоставив с поводом для общей пьянки, после чего уважительных взглядов в сторону Брака стало куда больше.

– Опять ты сбил меня, – выругался Кандар и закатил глаза к потолку, – Гразгова блевота, о чем я вообще говорил?

– Про неудачников с большими кулаками, – улыбнулся калека.

– Точно. Так вот, Четырехпалый… – задумчиво покачал головой механик, глядя на свою клешню. – Как думаешь, скольких посетителей я знал лично?

– Треть?

– Двоих, – хохотнул Кандар. – Запад не настолько маленький. А вот слышали обо мне многие, хотя я тут всего пару лет кручусь. И, если бы не этот канторский дурачок, который сейчас охлаждает пивом разбитое лицо, мы спокойно заняли бы стол и отлично посидели. Но он нарвался, и упускать такую возможность показать себя было бы попросту глупо.

– У тебя были Жерданы, – возразил Брак. – Тут любой показал бы себя. Не успей они вовремя, неделю бы пришлось срать костями.

– А про братьев слышали вообще все, – пропустил мимо ушей его слова сероглазый. – Отнюдь не потому, что при входе в кабак они замирают столбами и трясутся за свою шкуру. Раскона симпатичные летрийки приглашают на ужин не за красивые, длинные усы. Точнее, не только за них. Ты спрашивал про кулаки? Ну так познакомься получше с братьями, сведи им пару ковырялок, расскажи еще с пяток отличных историй – и в следующий раз они помогут уже тебе. Это всяко проще, чем трястись при виде очередного громилы, у которого не хватает мозгов даже говно посолить.

– Грубо, – заметил Брак. – И по-прежнему не отвечает на вопрос про кулаки. Ты уверен, что это я слишком много общаюсь с Расконом?

Кандар поморщился, налил себе еще пива из бочонка и задумчиво посмотрел на свою клешню. Пошевелил железными пальцами, тяжело вздохнул и сказал:

– Ну так не нарывайся, когда некому тебя прикрыть. Думаешь, меня не били? – он покачал головой и снова вздохнул. – Еще как били. И за руку, и за смазливую мордашку, и за длинный язык. Но, если бы я каждый раз боялся за свою шкуру, били бы меня куда чаще, и никакой брат меня бы не спас. Вот этот канторец, как ты думаешь, зачем в драку полез? Да все за тем же – себя показать. На западе не любят чужаков. А теперь он не просто никому не известный новичок, а новичок, который чесал кулаки с Троицей Ублюдков. Видишь, какой довольный сидит?

Керген действительно сидел довольный, по уши налитый пивом, едва ли не влюбленно смотря на сбивчиво рассказывающих братьев. Старший периодически орал: “Шарки!”, после чего все присутствующие синхронно принимались лупить кружками по столу и размахивать конечностями.

– Просто погляди на него, Брак. Чем ему завоевывать себе репутацию на реке? Мозгов у него нет, знаний – тоже, охотиться он вряд ли умеет. Остается мордобой.

– Ты его спровоцировал, – заметил калека, вспомнив явление Кандара в кабак.

– А он радостно повелся. Нельзя подначить того, кто этого сам не хочет. – ухмыльнулся сероглазый. Стянул с руки сиреневый браслет, бросил его на