64 - Хидео Ёкояма

– Я всего лишь прошу вас спуститься с небес на землю, – примирительнее заговорил Сува. – Можно подумать о каком-то другом способе предотвратить бойкот, чтобы никого не пришлось обманывать. Во-первых, надо попросить у них прощения. Извиниться, что бы ни случилось. Если понадобится, придется даже встать перед ними на колени. Я вам помогу. Курамаэ и Микумо сделают то же самое. На вопрос о персональных данных можно ответить уклончиво. Главное – показать, что мы полны желания идти на компромисс. Сказать нечто вроде «Уверяем, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы включить в наши пресс-релизы самые полные сведения. Обещаем сделать все от нас зависящее, чтобы учесть мнение членов пресс-клуба». Всем им хочется взять интервью у комиссара. Есть шанс, что они потребуют чего-то такого, даже если и понимают, что все пока неопределенно.

– Вы поступили на службу для того, чтобы давать такие вот рекомендации?

– Что, простите?

– А что будет в следующий раз? Вы и тогда поступите так же, как сейчас, и будете откладывать принятие важных решений вплоть до самой пенсии?

Сува сверкнул зубами:

– Уклончивость – само по себе неплохое решение. Я полностью готов взвалить на себя ответственность за все сделанные мною предложения.

– Вы просто откладываете сложные вопросы в долгий ящик. Вот из-за чего потом придется страдать!

– Я лишь считаю, что решение отложить какой-то вопрос может быть приемлемым в определенных условиях. Кроме того, я не согласен с тем, что полная открытость допустима во всех случаях. Взять, к примеру, женщину – виновницу недавнего ДТП… Вы сами решили, что нам лучше скрыть ее имя от прессы, разве не так?

– Да, вначале я так считал. Потом я узнал, что Ханако Кикуниси – дочь председателя «Кинг цемент».

Все молча уставились на него.

– Но разве это не означает, что…

– Вот именно. Они знали, что она – дочь важной шишки из комитета общественной безопасности. Вот почему ее имя так не хотели предавать огласке.

Последовало долгое молчание.

Сува скривил губы, переваривая услышанное.

– И все-таки… возможно, даже в таком случае решение было правильным. Если будет нанесен ущерб комитету, это отразится и на нас.

– Вы в самом деле так считаете? – Миками посмотрел на него в упор.

Сува криво улыбнулся:

– По-моему, вы в самом деле настоящий детектив.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вам, детективам, по большому счету наплевать на всю организацию в целом. Мы можем потерять лицо, нас можно разодрать на части, но для детективов это все чужие дела. Они смотрят на остальных свысока. Смеются, издеваются. В некотором смысле они ничем не отличаются от бюрократов.

– По-вашему, и я такой?

– А вы не согласны? Слушайте… вы ведь у нас не задержитесь! Вы временно исполняете обязанности директора и ждете, когда вернетесь в уголовный розыск. Вам кажется, что мы здесь занимаемся глупостями. Вы делаете свое дело, потому что у вас нет другого выхода. Но и у нас люди служат по многу лет, строят карьеру. Огромный процент сотрудников полиции не связан непосредственно с раскрытием преступлений. Если бы вас выгнали из административного департамента, вы бы и глазом не моргнули! Ведь вы в любом случае собираетесь скоро от нас уйти… И именно поэтому вы считаете, что можете вести себя безрассудно… вот почему я сказал, что вы похожи на токийских бюрократов.

Миками больше не сердился. Зато его охватила грусть. Оказывается, подчиненные тоже навешивают ярлыки на начальство. В управлении по связям со СМИ его, так сказать, «уголовное прошлое» вывернулось наизнанку. Здесь как раз считают недостатком то, что в прошлом он был детективом. Выходит, хотя он работает здесь уже восемь месяцев, Сува и не думает менять мнение о нем!

Миками тяжело вздохнул.

– И последнее, что я хочу вам сообщить. Токио планирует перевести в свое подчинение пост директора уголовного розыска. Инспекционная поездка комиссара – просто камуфляж. На самом деле он приедет для того, чтобы объявить о принятом наверху решении.

Сува разинул рот и медленно поднял голову, уставившись в потолок.

– Я не вернусь в уголовный розыск. Я не подчинился приказу проследить за тем, чтобы бойкот был доведен до конца.

В дверь постучали. Никто не встал, чтобы открыть ее. Снова постучали. Никто не шелохнулся. После паузы они услышали удаляющиеся шаги.

– Я согласна с предложением Сувы, – внезапно подала голос Микумо. – По-моему, пока будет правильным занять неопределенную позицию.

– Я тоже так считаю, – подхватил Курамаэ. – Я с радостью встану перед ними на колени. Если мы так поступим, бойкот или его отмена будет зависеть…

Еще можно было передумать, но Миками ощутил непоколебимую решимость.

– Не желаю слышать ни о каких уловках! Бывает, что все возможные пути перекрыты. Тогда нужно прокладывать новый маршрут. Мы должны отказаться от уловок. Попробуем относиться к внешнему миру с доверием.

Курамаэ не кивнул. Микумо тоже, хотя Миками надеялся, что уж она-то с ним согласится.

– Неужели не понимаете? Полиция не способна работать как следует в одиночку. Она гниет изнутри, а никто ничего не замечает! И не нужно тешить себя отговорками о том, что репортерам нельзя доверять или что весь мир прогнил. Все равно лучше сотрудничать, чем позволить себе оставаться в изоляции.

У Миками неожиданно заболела рука – он, сам того не сознавая, сжал кулак. Он заметил, что Микумо, сложившая руки на коленях, побледнела и дрожит. Курамаэ протяжно вздохнул и беспомощно покосился на сидящего рядом Суву.

Миками разжал кулак и согнул пальцы.

– Сува…

Тот наклонил голову и упорно смотрел на свои ноги. Миками видел только его шею. Он выждал несколько секунд. Ему показалось, что Сува не собирается сдаваться.

– …сделайте вид, будто этого разговора не было. – Миками встал и посмотрел на Курамаэ и Микумо. – И вы тоже. Я зай ду в пресс-центр. А вы оставайтесь здесь и ждите моего возвращения.

– Вы собираетесь бросить уголовный розыск? – негромко спросил Сува, глядя на Миками исподлобья. – Ну ладно. Вы продемонстрировали свои намерения. Но… вы хорошо все обдумали? Уголовный розыск – можно сказать, ваш родной дом! Неужели вы хотите в самом деле стоять в стороне, позволить бюрократам выйти сухими из воды?

Миками повернулся к двери.

– Вот где сейчас мой родной дом. Нет, я не хочу, чтобы бюрократы… или уголовный розыск… вышли сухими из воды.

Миками всегда жалел, что пресс-центр находится так близко от управления по связям со СМИ. Выйдя из кабинета, он почти сразу попадал в пресс-центр; идти было так близко, что не хватало времени подумать.