Любовь дикая и прекрасная - Бертрис Смолл

— Чепуха, — рассмеялась Фиона. — Надо просто дрыгать бедрами и немного вертеть головой. Потом ты стонешь и тяжело дышишь. Обычно мужчины настолько поглощены своей похотью, что и не замечают, испытывает ли женщина наслаждение. Послушай, Кат, это ведь всего несколько ночей. После свадьбы он уедет. Держи его крепче и шепчи, как он чудесен, как тебе нравится то, что он делает. Ты понимаешь, кузина?

— Да, Фиона, но это совсем не на несколько ночей.

Он приказал мне весной явиться ко двору.

— Черт возьми, Кат! Зачем мне об этом рассказывать?

Ведь ты же не собираешься ехать. Ты сделаешь то, что сделала бы я в твоем положении. Ты убежишь к Ботвеллу! А если нет, то ты величайшая дура, какую я знаю!

Чего же удивляться, что ты ничего не чувствуешь с Джеймсом, если у тебя был Френсис Хепберн? Вот тог-то уж настоящий мужчина!

Кат восторженно засмеялась.

— Я рада, что мы с тобой подруги, Фиона! Ты так все чудесно понимаешь! Но Боже мой! Прошлой ночью я так перепугалась! Джеми был в такой охоте, а я ничего не чувствовала!

Рот Фионы задергался, она развеселилась.

— И что же ты сделала?

— Я заплакала, а Джеми подумал, что это по Патрику. Он утешал меня тем, что Патрик бы обрадовался, увидев меня с ним! Ты можешь в такое поверить?

Фиона поперхнулась вином.

— Чудо еще, что дух Гленкерка не восстал и не пнул его по высочайшему заду! — Затем она сказала:

— Что ж, начало неплохое. Если сейчас Джеми заметит у тебя какую-то неохоту, то подумает, что ты просто никак не можешь смириться с гибелью Патрика.

Но с лица Кат не сходила озабоченность.

— Действительно ли дело в Джеми, кузина, или что-то случилось со мной?

— В Джеми, — без колебаний ответила Фиона. — Ты же никогда не была холодной. Женщины Лесли вообще такими не бывают. О, мы с тобой проявляем нашу чувственность весьма открыто. Но не думай, что если наши вареные кузины выглядят такими чопорными и приличными, то они холодны. Мой бедный братец Чарлз прямо изнурен запросами дорогой Джанет, и я полагаю, всем известно, как твой брат время от времени убегает от страстной Мэри. Да, и я знаю из самого верного источника, что нашему кузену Джеймсу приходится услуживать Эйлис ежедневно, а не то она заигрывает с конюшими!

Обессилев от хохота, Кат повалилась на кровать.

— Ох, Фиона, — только и вздохнула она, — как теперь я смогу смотреть в глаза Джанет, Мэри и Эйлис и при этом не смеяться? Какая же ты славная сука, кузина! И откуда ты только все это узнала?

Фиона подняла свою изящно выщипанную бровь.

— Я никогда не изменяла Адаму, если ты подумала об этом, — молвила она, а затем ее щеки покраснели. — Хорошо… только раз, — тихо поправилась она. — Я просто такая женщина, с которой мужчины откровенны, Кат.

Какое-то время леди оставались в молчании, а потом графиня снова спросила:

— Я смогу это, Фиона?

— Если всякая может, — ответила кузина, — то и ты тоже! Отобрав у тебя одно счастье, Джеймс, не желая того, дал другое. Смелее, Кат Лесли! Пусть никто тебя теперь не остановит!

Приближался день свадьбы, и замок Гленкерк наполнялся приезжими. И куда их только помещалось так много! Граф Хантли был в Шотландии влиятельным человеком, а присутствие короля поставило на всем празднике особую печать торжественности. Гостей пришлось размещать во вдовьем доме, уже под самыми крышами замка. Кат разрешила даже некоторым дамам и их горничным спать у нее в прихожей. Ее собственная прислуга сгрудилась в комнате Сюзан, освободив еще две маленькие комнатки. Слуги, приехавшие с господами, спали по всем возможным углам и щелям.

К счастью, стояла хорошая погода, и гости могли проводить день на свежем воздухе, охотясь вместе с королем, который страстно любил это занятие. Кат не любила охоту и под предлогом свадебных приготовлений от нее отказывалась. Но Мэг с Гордонами и младшими членами семьи выезжали вместе с Джеймсом. Король был в восторге от старшей гленкеркской вдовы и прилюдно называл ее тетушкой Мэг. Каждый день она ехала с ним колено к колену, редко от него отлучаясь.

Юный Джеми тоже в открытую восхищался его величеством, что монарху крайне нравилось. В этой здоровой простой семье Джеймс просто расцветал. И как только положение Кат в его жизни станет всем известным, он намеревался включить этих людей в число своих домочадцев.

К величайшему облегчению Кат, в последующие два вечера король оказывался слишком занят, чтобы наносить ей визиты. Она, конечно, не знала, что Джеми удавалось подсыпать в вино ему сонного зелья. И едва Джеймса Стюарта облачали в ночную рубашку, как он сразу погружался в беспробудный сон.

Однако декабря король настоял, чтобы молодая вдова выехала с ним. Поскольку графиня терпеть не могла длинные по моде юбки для верховой езды, она надела то, что всегда надевала на прогулки верхом: короткие зеленые мужские штаны, высокие кожаные сапоги, кожаный камзол, белую шелковую рубашку, широкий пояс — и взяла с собой широкий, тяжелый леслиевский плед на случай, если будет очень холодно. За поясом у нее торчал кинжал с рукояткой, усыпанной драгоценными камнями, а руки облегали мягкие кожаные перчатки.

Мужчины, выехавшие вместе с ней, придерживались единого мнения: Катриона Лесли выглядела великолепно. У нее не только были красивые груди, выпиравшие столь же бесстыдно, как у какой-нибудь девушки, но оказалась еще и чертовски стройная нога. Женщины помоложе восхищались смелостью графини. Среди дам постарше некоторые нашли ее одеяние возмутительным, а другие позабавились, посчитав это явным чудачеством.

Хотя Кат и не терпела праздных развлечений, она скакала подобно юной Диане. Когда собаки готовы уже были растерзать добычу, именно Кат соскочила с коня и отогнала их своим маленьким, но грозным хлыстом из сыромятной кожи. Никто, правда, не знал, что она выучилась управляться с псами именно потому, что не желала видеть, как перегрызают горло прекрасным диким животным.

Убили всего трех оленей — двух самок и одного самца, — а Джеймс приказал уже заканчивать охоту. Когда он смотрел на леди Лесли, то в его глазах загоралось желание. Охотница возбудила в короле страсть, и, к ее смущению, он никак этого не скрывал. Теперь мужчины уже дерзко ее оглядывали, и Кат знала, о чем они думали:

«Завалит ли графиню король?»

А женщины косились на нее с чувством, которое было сродни зависти, ибо, кроме своей прелестной королевы, Джеймс Стюарт в открытую не домогался ни одной женщины. Стать любовницей короля почиталось за честь. А Кат пришла в ужас. Она не желала, чтобы король при всех выказывал свои чувства к ней.

Чтобы разрядить обстановку, она повернулась в седле и, смело оглядев остальных, громким голосом объявила:

— Ставлю десять золотых, что ни один мужчина здесь не доскачет до замка быстрее, чем я на моем Иолэре! — И, резко взнуздав коня, Кат пришпорила его, пустив галопом.