Время секонд хэнд - Светлана Алексиевич

Всюду вдвоем… Вот как мы жили! Любили к роднику ходить вместе, я несу ведра, а она рядом: «Давай я тебе пожужжу». Что-то рассказывает… С деньгами было не шибко, но деньги – это деньги, а счастье – это счастье. Как только начиналась весна, у нас в доме все время стояли цветы, сначала я один носил, потом дети подросли, мы вместе носили. Все любили маму. Мама у нас была веселая. Играла на пианино (в музыкальной школе училась). Пела. Сказки сочиняла. У нас одно время был телевизор, нам подарили. Ребята прилипли к экрану, оторвать невозможно, и какие-то они стали агрессивные, чужие. Так она взяла и залила его водой, как аквариум. Телевизор сгорел. «Дети, смотрите лучше на цветы, на деревья. С папой и мамой разговаривайте». Наши дети не обиделись, потому что мама сказала…

Развод… Судья спрашивает: «Почему разводитесь?» – «Разные взгляды на жизнь». – «Муж пьет? Бьет?» – «Не пьет и не бьет. И вообще, мой муж – замечательный человек». – «А почему разводитесь?» – «Любви нет». – «Неуважительная причина». Дали нам год на размышление, чтобы мы подумали…

Мужики надо мной смеялись. Советовали выгнать из дома, сдать в психиатрическую больницу… И чего ей не хватает? С любым человеком такое бывает. Тоска, как чума, нападает на всех. Едешь в поезде, смотришь в окно – и тоска. Красота вокруг, глаз не отвести, а слезы катятся, и не знаешь, что с собой делать. Да, русская тоска… Даже если у человека вроде как все есть, все равно чего-то не хватает. И живут. Как-то терпят все. А она: «Юра, ты очень хороший, ты мне самый лучший друг. А он половину жизни провел в тюрьме, но он мне нужен. Я его люблю. Не отпустишь – умру. Я буду делать все как положено, но буду мертвая». Судьба, она такая штука…

Бросила нас и уехала. Дети скучали, долго плакали, особенно маленький. Наш Матвейка… Ждали все маму и сейчас ждут. И я жду. Написала нам: «Не продавайте только пианино». Единственная дорогая вещь в нашем доме, от родителей ей досталось. Любимое пианино… Всей семьей сядем вечером, а она нам играет… Разве я могу ради денег его продать? И она не сможет выкинуть меня из своей судьбы, оставив там пустое место, это же невозможно. Пятнадцать лет прожили вместе, у нас дети. Она хорошая, но она другая. Какая-то неземная… Легкая она… легкая… А я человек земной. Я из этих… кто на земле…

Написали о нас в местной газете. Потом позвали в Москву на телевидение. Там так: ты сидишь, как будто на сцене, и рассказываешь о себе, а в зале зрители. Потом обсуждение. Как все Лену ругали, особенно женщины: «Маньячка! Сексоманка!». Готовы были камнями ее закидать. «Это патология, это неправильно». Ко мне вопросы… Нокаут за нокаутом… «Эта похотливая сука, которая бросила вас и детей, она не стоит вашего мизинца. Вы – святой. Кланяюсь вам в самые ножки от всех русских женщин…» Я хочу ответить… начинаю… А мне: «Ваше время истекло». Я заплакал. Все решили, что мои слезы от обиды, от злости. А я плакал от того, что они такие умные, образованные, живут в столице и ничего не понимают.

Я буду ждать ее сколько надо. Сколько она захочет… Не могу представить рядом другую женщину. А иногда… вдруг подступит желание…

Из деревенских разговоров

– Лена – ангел…

– Раньше таких жен сажали в чулан или вожжами…

– Если бы она ушла к богатому, все было бы понятно. У богатых жизнь интереснее. А какие могут быть отношения с бандитом? Да еще с «вечником». Два свидания в год – и все. Вся любовь.

– Романтическая натура. Пусть покатается.

– Это у нас в крови – жалеть несчастненьких. Убийц и забулдыг. Человека убьет, а глаза как у младенца. И его жалко.

– Я вообще не верю мужчинам, а зэкам тем более. Им в тюрьме скучно. Развлекаются. Катают под копирку: лебедь моя белокрылая, мечтаю о тебе, свет в окошке… Какая-нибудь дура поверит и бросается его спасать: таскает передачи в неподъемных баулах, посылает деньги. Ждет. Он освобождается, приезжает к ней – поел, попил, денежки выманил – и в один прекрасный день куда-то испарился. И – чао! Чао!

– Девочки, это такая любовь! Как в кино!

– Пошла замуж за убийцу, а доброго мужа оставила. Потом же дети у нее… трое пацанов… Просто вот билет взять, ей же на конец света к нему надо ехать – где она эти деньги берет? Она все время у детей кусок отнимает. Зайдет в магазин, и у нее проблема: купить им булочку или не купить?

– Жена да убоится мужа своего… Они вдвоем идут ко Христу. А просто так… так просто – зачем? Если без этой цели, то зачем?

– Без Меня, говорит Господь, вы не можете творить. А она пытается творить от своего ума. Гордыня это. Там, где нет смирения, всегда есть какая-то другая сила. Бес способствует.

– Ей надо в монастырь, искать путь к спасению. Человек спасается в скорби. Скорбь надо даже искать…

Продолжаем наш разговор с Ирой Васильевой:

– Я у нее тоже спрашивала: «Лена, ты понимаешь, что у тебя будут только два свидания в год?» – «Ну и что? Мне хватит. Я буду с ним в мыслях. В чувствах».

Ехать к нему надо далеко на Север. На Огненный остров. В четырнадцатом веке ученики Сергия Радонежского шли и осваивали северные леса. Продираясь сквозь чащу, они увидели озеро, а посредине озера – огненные языки. Это дух им так явился. Возили землю на лодках… Насыпали на этом месте остров и построили на нем монастырь. Толщина стен полтора метра. В этом древнем монастыре сейчас тюрьма для самых страшных убийц. Для «смертников». На двери каждой камеры висит табличка со злодеяниями преступника: зарезал ножом Аню, шесть лет… Настю, двенадцать лет… Прочитаешь – жуть берет, а зайдешь внутрь – вроде обыкновенный человек с тобой здоровается. Сигарету просит, и ты даешь. «Что там на воле? Тут мы не знаем даже, какая там погода». Живут в камне. Вокруг леса и болота. Никто ни разу не сбежал…

Первый раз Лена приехала туда, не думая о том, что свидание могут не разрешить. Постучалась в окошко, где выдают паспорта, никто даже слушать ее не стал: «Вон начальник тюрьмы идет. Разговаривайте с ним». Она бросилась к начальнику: «Разрешите мне свидание». – «С кем?» – «Я к Володе Подбуцкому приехала». – «Разве вам не известно, что тут сидят особо опасные преступники? У них строжайший режим: два свидания в год по три дня и три кратковременных – по два часа. Пускаем только ближайших родственников: мать, жену, сестру. А вы – кто ему?» – «Я его люблю». Ну все ясно, клиника. Начальник хочет уйти, а она держит его за пуговицу: «Понимаете, я его люблю». – «Вы абсолютно чужой ему человек». – «Тогда дайте мне просто взглянуть на него». – «А вы что, его не видели?» Уже всем смешно, тут и охранники подошли, что за дурочка такая? Ха-ха… А она давай им рассказывать про сон, который ей приснился в восемнадцать лет, про мужа и троих детей и про то, что она всю жизнь любит этого человека. Ее искренность и чистота любую стену пробивают. Рядом с ней человек осознает, что что-то не так в его правильной жизни – он груб, и слух его не тонок. Начальник тюрьмы не молодой мужик, работа у него такая… всего повидал… И он входит в ее положение: «Раз вы приехали так издалека, я дам вам шесть часов на встречу, но с вами будет охранник». – «Хоть два! Я все равно никого кроме него видеть не буду…»