Происшествие - Линвуд Баркли

Салли убрала волосы, упавшие ей на глаза, и продолжала стоять молча.

— Зачем тебе этот шприц? — поинтересовался я.

— Пытаюсь закончить ванную. Тео так и не успел.

— Впусти меня.

Салли смерила меня долгим взглядом, затем открыла дверь пошире.

— Где Келли?

— У Эмили. Они решили вместе поесть пиццы.

— Это та девочка, у которой подстрелили отца?

— Она самая.

Салли спросила, что случилось в доме Фионы, и я рассказал, хотя мне это было не очень приятно.

— Боже, — только и произнесла Салли. Она убрала шприц, стянула перчатки и уселась за кухонный стол. Я прислонился к разделочному столику.

— Да, серьезное дело. — Я потер виски пальцами. — Господи, как же болит голова.

— Значит, это Маркус убил Энн… — Салли осмысляла услышанное.

— Да.

— И Шейлу тоже?

— Не знаю. Возможно, когда Маркус поправится и будет в силах давать показания, он обо всем расскажет, хотя я не особенно на это рассчитываю. Я все больше склоняюсь к мысли, что Шейла сделала это сама.

Мне показалось, лицо Салли немного смягчилось.

— Я пыталась объяснить это тебе! Но ты не хотел ничего слушать.

— Все так. — Я покачал головой, боль не проходила. — А что там с Тео?

— Вчера были похороны. Глен, это было ужасно! Все плакали. Я боялась, как бы брат Тео не бросился на гроб, когда его стали опускать в землю…

— Я должен был прийти…

— Нет, — твердо заявила она. — Не должен.

— Я сожалею о сказанном, Салли. Возможно, Тео не подразумевал ничего особенного, когда писал, что ему жаль мою жену. А я решил, будто в его словах был какой-то особый смысл. — Я снова потер голову. — У тебя есть тайленол или что-нибудь в этом роде? Такое чувство, что голова вот-вот треснет.

— Посмотри в ящике, прямо за твоей задницей, — процедила она.

Я повернулся, открыл ящик и обнаружил там различные медикаменты. Болеутоляющие, бинты, шприцы.

— Да у тебя тут целая аптека, — удивился я.

— Почти все от отца. Я так и не выбросила ничего. Надо как-нибудь этим заняться.

Я нашел тайленол, закрыл ящик и открутил крышку флакона.

— Скажи, что ты хотя бы подумаешь насчет возвращения, — попросил я. — У Кей-Эфа в любой момент может случиться нервный припадок.

Я вытряхнул на столик пару пилюль. Когда у меня начинала болеть голова в дороге, а запить лекарство было нечем, Шейла всегда настаивала, чтобы я останавливался и покупал где-нибудь воду.

— Нельзя глотать таблетки просто так, — говорила Шейла. — Они могут застрять в горле.

— У тебя есть стакан? — спросил я.

— В сушке.

Я заглянул в сушку над раковиной. Пара стаканов, тарелка, несколько столовых приборов. Я потянулся за стаканом. Кое-что привлекло мое внимание. Я совершенно не ожидал увидеть здесь этот предмет.

Форма.

Форма для лазаньи, которую я не видел уже несколько недель. Коричневато-оранжевая.

Та самая, которую Шейла называла «хурмой».

Я осторожно достал форму из сушки и поставил на разделочный стол.

Салли рассмеялась.

— Я не поняла, что ты собираешься делать: запивать таблетки или…

— Как это здесь оказалось? — медленно произнес я.

— Что?

— Эта форма. Я узнал ее. Форма Шейлы. Что она здесь делает?

— Ты уверен? Я точно помню: она моя.

У нас с женой сложилась традиция: Шейла готовила обед, я мыл посуду. Когда из года в год моешь одни и те же тарелки, чашки, стаканы, противни и формы, ты хорошо изучаешь их, будто сам их делал. Если это действительно форма из нашего дома, у нее на дне с обратной стороны должно быть пятно. В углу, где нам так и не удалось до конца содрать этикетку.

Я перевернул форму и обнаружил его именно там, где и ожидал увидеть.

— Нет, — сказал я. — Она наша. В этой посудине Шейла обычно готовила лазанью.

Салли встала со стула и подошла посмотреть.

— Дай мне. — Она повертела форму в руках, заглянула в нее, перевернула, проверила дно. — Не знаю, Глен. Но раз ты так уверенно говоришь, наверное, ты прав.

— Как она здесь оказалась? — спросил я.

— Боже, не знаю! Точно не залетела в окно. Возможно, Шейла привезла мне как-то лазанью, а я забыла вернуть ей посуду. Так что можешь меня пристрелить.

— Шейла готовила лазанью в день, когда случилась авария. Она оставила две тарелки — для меня и для Келли. Но больше лазаньи в доме я не нашел. В какой-то из дней я решил приготовить лазанью сам, но не смог найти для нее посуду. — Я поднял форму. — Потому что она была здесь!

— Глен, я тебя умоляю! Это бессмыслица!

— Твой отец умер в тот же день, что и Шейла. Я помню, как рассказал Шейле по телефону незадолго до ее отъезда о том, что у тебя случилось. Она ответила, что постарается помочь тебе. И в ту минуту, когда Шейла повесила трубку, она, вероятно, решила поехать к тебе и прихватила лазанью. Она часто так делала. Когда кто-то умирал, Шейла готовила для этой семьи еду. Даже если эти люди не были ее близкими друзьями. Как в случае с ее преподавателем на бухгалтерских курсах — он, правда, живой и здоровый. Это был знак внимания.

— Глен, если честно, ты начинаешь меня пугать.

— Она ведь приходила сюда, верно? — настаивал я. — Чтобы выразить тебе соболезнования. Поэтому и не поехала в город. И не взяла деньги, которые прятала в доме.

— Какие деньги? О чем ты?

— Она не хотела брать их с собой. Она пришла быть с тобой в твоем горе. В тот день. Она думала, что позаботиться о подруге важнее, чем выполнять поручение Белинды. Если она приходила сюда в тот день, почему ты мне ничего не сказала?

— Боже, Глен! — В одной руке Салли держала форму, другой указывала на тайленол на разделочном столике. — Выпей. Думаю, у тебя не все в порядке с головой.

Она была права — у меня еще сильнее застучало в висках. На секунду я отвернулся от Салли, посмотрел на пилюли — и вспомнил. Я ведь хотел ей сказать кое-что еще. Я снова повернулся к ней:

— Я сходил с ума, пытаясь…

В этот момент форма из рук Салли полетела мне в голову. Перед глазами все потемнело.

Рядом со мной хлопотал врач, мне делали прививку от гриппа.

— Будет совсем не больно, — сказал доктор и воткнул иголку мне в руку. Но в тот момент, как игла проколола кожу и впилась в вену, я заорал от боли.