Азъ есмь Софья. Сестра - Галина Гончарова

Кого бы расспросить?

Вот про царевича Алексея… А ведь говорила девочка вполне уверенно. О царевиче сплетничали намного больше. Что к сиротам он милостив, что создал специальную школу, чтобы не скитались они по дорогам, что учат там детей письму-счету… но к чему там лекарь?

Босяков лечить?

Ну так что же, Лаврентий не собирался чиниться. Приблизиться к нынешнему царю ему удалось. А вот к следующему… удастся ли?

Надо попробовать.

Долго ему размышлять не дали. Царице опять стало хуже.

* * *

Алексей Алексеевич обвел взглядом свои покои. Хоть и не занимал их никто, хоть и наезжал он сюда наездами, а все одно – тесно, душно…

Отец в храме остался, за матушку молится, а Алексея отослал. Не по детским силам несколько дней в храме отстоять. Алексей и не возражал. Да, батюшка, конечно, не по детским, как скажешь…

Софья уже приучила братца к тому, что лучшая молитва – делом. Да и Аввакум, уж на что бунтарь по натуре, а что-то не на коленях стоит в церкви, вот уж нет!

Детей учит, по домам крестьянским ходит, старается помочь… да, за его, Алексея, счет, но у него не отломится, работы в школе на всех хватит, а для крестьянской семьи приработок – это возможность выжить, а то и прикупить скотинку, птицу…

Так что молиться надо иначе. От молитв в церкви матушке ни жарко, ни холодно. А вот ежели б батюшка ей сказал – не надо тебе более рожать, я и тому рад, что уже есть! Двенадцать детей! Пусть даже и не все живы, но ведь все равно много, а она надорвалась!

Впрочем, отца виноватить тоже не стоит. Просто самому такой ошибки не совершить. Соня уже успела разъяснить, насколько вредны для женщины частые непрерывные роды… и откуда только сестренка столько знает?

Хотя это-то вопрос смешной. Сколь он сестру помнит – она и читает с легкостью, и все прочитанное запоминает, память у нее идеальная, ему бы такую. Нет, он тоже не жалуется, но… иногда ему мало кажется. Соня – та уже на шести языках говорит бегло, а он все еще путается…

Хорошая у него сестренка. А когда время придет – надо будет сестер замуж повыдавать, хватит монашек в царской семье плодить. Только вот за кого бы Соню выдать, чтобы она рядом оставалась?

Легкий стук в дверь оборвал его размышления. Софья как чуяла. Пришла, на ложе уселась, горсть орехов из блюда утащила.

– Что там, братик?

– Тятенька молится, бояре тоже туда же… матушка как?

– Тебе честно?

Алексей мрачно кивнул. Так Софья спрашивала, только когда ожидались неприятные новости. Как-то раз он даже покачал головой в ответ на ее вопрос – и получил радужный ответ, который и не оправдался. Потом он попытался поругаться на Софью, но куда там?

Девочка только плечами пожала. Мол, могло так случиться, но вот не вышло. Не обошлось. Если б ты правду хотел знать – я бы тебе все рассказала, и этот вариант не потаила, ты же сам не восхотел. И чего ты от меня требуешь?

Сейчас же девочка была мрачна и тосклива.

– Она не выживет, Алеша. Можешь начинать готовиться.

– Сонь…

Брат и сестра смотрели друг на друга внимательно и спокойно. Он – копия отца, только чуть поменьше. Она – так похожая на мать… или на бабку? Великую старицу Марфу? Кто знает…

– Алеша, я тебе лгать никогда не лгала и сейчас не стану. Ежели чуда не случится – матушка не поднимется. Сгорит дней за пять-десять.

Алексей только головой покачал.

– А что потом?

– А потом будет плохо. Ты – царевич, наследник, к тому же по крови Милославский. Отец, скорее всего, еще раз женится. Кого он выберет – бог весть…

– Отец женится?

– Алешенька, так ему сорок только вот исполнится! Чего б и не жениться?

– Так…

– В любом случае, Милославской его невеста не будет. С ней придет ее клан, Милославских начнут затирать, и они прибегут к тебе. Дадут копейку, попросят рубль…

– Гнать будем?

– Там посмотрим…

В дверь постучали.

– Царевич-государь, к тебе друг твой, Иван Морозов…

– Впустить немедля!

Ваня почти вбежал в комнату.

– Как вы тут?

Уселся с другой стороны от Софьи, так же, не спрашивая, запустил руку в миску с орехами.

– Молимся, – коротко ответил Алексей.

– Матушка просила передать, что она также молиться будет. Когда я уходил – лестовку перебирала.

– Передашь ей мою благодарность.

Алексей смотрел хмуро. А что толку в тех молитвах, ежели матери не будет? Его-то Мария любила, в отличие от Софьи, как-никак наследник, смышленый, красивый, веселый, весь в отца – как оправдание перед той, чье место она заняла.

Ванька протянул руки и обнял обоих царских детей, не умея иначе выразить свои чувства. Обладая от природы нежным сердцем, он глубоко сочувствовал и Алексею, и Сонечке, которых судьба лишала родительской любви, тем паче – материнской. Софья на миг коснулась лбом его плеча. Алексей глубоко вздохнул.

– Не могу себе представить…

Стук в дверь разорвал и тишину и объятия.

– Царевич-государь, к вам дядя ваш просит, Иван Милославский… дозволите ли войти?

Софья взлетела с ложа, как ракета.

– Лешка, ни на что не соглашайся!

И мгновенно оказалась с другой стороны ложа. Стянула на себя покрывало, замерла. Иван подумал и полез туда же.

Выглядело это достаточно забавно, не иди речь о вещах столь серьезных. Соне надо было послушать, чем будет соблазнять ее брата Милославский – почему бы и не так? Ивану тоже было любопытно, так зачем объявлять себя, чтобы его вежливо выставили? Того паче, пришли вдругорядь, когда его рядом не будет?

Иван вошел усталый, но жалко его Алексею не было. Он-то никого б не пожалел и оплакивать не Марию будет, ой, нет. О своем благополучии только что печалится…

– Горе у нас, Алешенька, горе, мальчик мой родимый…

Иван бы прижал мальчика к своей груди, но мальчишка решительно увернулся.

– Да, я согласен, что у всей Руси горе. Но, может быть, оправится еще матушка…

– А если нет? Ох, тошно мне, сиротинушке убогому, любимую племянницу у меня господь забирает…

Ага, любимую!

Софья едва из-под кровати не выскочила. А что ж Анна Морозова? Родила б она чадушко, да получил бы ты доступ к морозовским денежкам – чай, не меньше Марии б любил ее. Видимо, о том же и Алексей подумал, потому что насмешливо утешил родственничка.

– Так у вас еще Аннушка остается…

Иван сбился с настроя, но опыта у него было больше, а потому вывернулся он быстро.