Девочка, которую нельзя. Книга 2 - Стася Андриевская

не надо, — рассмеялся Бирюков, — всех девок на себя перетянет. Пусть лучше ждёт своего звёздного часа. Если захочет вообще возвращаться, потому что он, вроде как папашкой не так давно стал.

— Да ладно!

— Я за что купил, за то и продаю. Досконально под него не рыли, сам понимаешь, но на поверку, — листнул галерею в телефоне, протянул посмотреть, — вот, скинули мне. Говорят, идиллия, как с картинки.

— М, — скользнув по фотографии взглядом, безразлично хмыкнул Гордеев. — Ну и ладно, надо же кому-то и тылы пополнять…

Разошлись не прощаясь, как и положено перед большим Делом, Гордеев отправился в аэропорт, Бирюков куда-то ещё. Рутина, один день из вереницы таких же бесконечных. И только сердце колотилось как сумасшедшее — на той фотке была Славка. Смеялась, поправляя чепчик на малыше, которого в соплю довольный Коломоец держал самолётиком на вытянутых руках. Действительно идиллия. Как с картинки.

Глава 42

«Слабым агентом» оказалась девица двадцати восьми лет. Собственно, она и не была агентом в прямом понимании, просто завербованная гражданская, имеющая доступ даже не к теме лабораторий, и, тем более, не к ключевым фигурантам, а скорее к их… яйцам.

Хелена Кроу, рыжеватая, не в меру самоуверенная уроженка Блетчли — одной из северных провинций Британии, занималась шугарингом, в том числе и интимным. Она держала свой салончик почти в самом центре Лондона, местечке престижном, привлекающим даже не качеством услуг, а понтами. Что ж, люди везде одинаковые, да. Особенно когда это касается больших городов.

Конечно, в столичную струю Хелена попала далеко не сразу. Сначала была череда местечек южнее и перспективнее родного Блетчли, потом окраина Лондона и его уютные, но всё ещё недостаточно богатые спальные районы. А ещё были амбиции, так свойственные большинству провинциалов — найти спонсора и покорить столицу сиянием его, теперь уже своих, миллионов.

Чтобы ходить по дорогим клубам, знакомиться, трахаться, разочаровываться, не унывать, снова ходить по клубам и трахаться, охотясь на того самого мифического спонсора, Хелене приходилось очень много работать. На это и ушла вся юность, начиная с шестнадцати лет. В итоге, к своим двадцати восьми светскую тусовку она так и не покорила, но на популярный салончик в центре столицы насо… наработала.

— Но всё равно всё было очень нудно, пока я не поняла, что нужно быть не как все! — увлечённо рассказывала она Гордееву, не забывая сверкать стройным бедром в разрезе юбки. — И тогда я стала принимать клиентов в особой полупрозрачной форме…

Гордеев слушал всё это и печально охреневал — вот эта Хелена, по легенде, теперь его женщина. И жить ему с ней в одной квартире, держать за руку на людях, а в случае необходимости демонстрировать и ещё большую близость. Бессрочно. Ну то есть — до победного.

Ну как так-то?!

Плюсом было то, что через неё действительно возможно было ненавязчиво вклиниться в тот самый узкий круг некоторых её клиентов — лиц, оказавшихся причастными к координации логистики «внешних пунктов», как назывались у них лаборатории, размещённые на территории других стран. И эта возможность стоила того, чтобы сцепить зубы и слушать трескотню пустоголовой, но по-своему хваткой девицы — нужно было понять, как себя с ней вести, на чём строить внешнюю картинку отношений.

Их знакомство было организовано в Лондонском реабилитационном центре, куда «сбежал» от своей бывшей конторы Гордеев. Для этого, в ту пору пока он, готовясь к делу, отлёживался ещё в России, Хелена здесь, в Британии, начала волонтёрить в реацентре. Там в нужный момент и повстречались.

Со стороны всё выглядело весьма натурально — он реампутант, прошедший повторную коррекционную ампутацию, на этот раз от середины голени, с целю формирования правильной культи под бионический протез, она — добрая женщина, несущая страждущим внимание и заботу. Случайное знакомство, общение, дружба… Любовь. Словом — судьба! И вот, через четыре месяца регулярного общения, Гордеев прямо из клиники переехал к ней. На этом вводная часть дела подошла к концу, начиналась работа.

И сразу же всплыла первая сложность — несмотря на то, что единственной мотивацией сотрудничества с Конторой для Хелены были деньги, она, видимо проникнувшись собственной миссией, начала дико переигрывать, домогаясь Гордеева. И если наедине он ещё как-то ставил её на место, то на людях приходилось терпеть и даже подыгрывать — через мучительную тоску по той единственной, о которой мог думать всерьёз, и не дающем покоя вопросе: чей ребёнок?

Этот вопрос доводил до отчаяния. Конечно, Гордеев сделал всё что мог для того, чтобы беременности не случилось, но… Выходило так, что либо Славка сразу же после его предательства, на волне обиды и боли забылась с Коломойцем, либо произошло то, о чём твердят врачи: ни один метод контрацепции не даёт стопроцентной гарантии. Во второе почему-то верилось больше. Наверное потому, что думать о первом было невыносимо.

Это, пожалуй, глупо, но представить себе Славку, из мести пускающуюся во все тяжкие Гордеев не мог, даже насильно заставляя себя снова и снова возвращаться к тому, что она, должно быть, испытала, когда узнала, что он её предал. Ощущая всю глубину её боли и отчаяния, зная её вспыльчивый характер и скоропалительность в принятии сумасбродных решений… Да ей вся статья была кинуться к мажору за утешением!

Но всё равно не верилось. А поэтому ещё невыносимее было понимать, что если этот ребёнок действительно его, каким-то невероятным чудом зачатый сын, то, находясь здесь, в Британии, он с каждым днём и каждой минутой всё безнадёжнее теряет и его, и Славку. Если уже не потерял — уж очень счастливыми они казались на том фото.

Особое отчаяние вызывала невозможность дать о себе знать или сунуться со сбором дополнительной информации. Вообще никакой возможности. Тем более сейчас, когда каждое его действие и каждая ниточка внешних связей придирчиво проверялись врагом.

А тут ещё эта Хелена!

— Котик, ты спишь? — мурлыкнула она однажды, присев на край его кровати.

Они спали в разных комнатах, и Гордеев проснулся ещё в тот момент, когда она приоткрыла дверь его спальни, и теперь лишь делал вид что похрапывает, надеясь, что девица уйдёт. Но напрасно.

— Котик… — подползла Хелена ближе, замешкалась… и коснулась его плеча губами. Выждала ещё пару секунд и запустила руку под одеяло. Сразу к яйцам. Видимо профессиональная привычка.

— Чего тебе? — перехватил её запястье Гордеев.

Она ойкнула, нервно рассмеялась.

— Ты напугал меня! — И, решив видимо, что на этом прелюдия окончена, полностью скользнула к нему под одеяло.

— Какого хрена?! — дёрнулся от неё Гордеев.

— Что-то не так?