Дочери войны - Дайна Джеффрис

– Обман умолчания. Да. Но если принять ее точку зрения… возможно, она думала, что так будет лучше для всех. Не забывай, правда способна ранить.

– Элен, а ты сама что чувствуешь по этому поводу? Ты же видела, как она рвала на себе это красное платье.

– Мне не по себе. Мне грустно. Иногда я злюсь, особенно сейчас, поскольку та история означает… – Она замолчала.

– Поскольку та история привела к моему отъезду.

– Да.

Сестры посмотрели друг на друга.

– Элен, не надо печалиться. Все решено правильно. Я это поняла. А знаешь, пока буду с маман, я расспрошу ее и про нашу тетку Розали. Она же нам никогда не рассказывала, куда исчезла ее сестра.

– Семейные тайны?

– Вот именно. Когда я выйду замуж, то всегда буду честна.

– Думаю, еще важнее делать правильный выбор, включая и мужчину, за которого выходишь.

– Беда в том, что мы не всегда знаем, какой выбор правилен. Голова говорит мне одно, сердце – другое. Кого тут слушать?

Интересный вопрос. А она сама кого слушала? Элен знала, как чертовски тяжело быть честной с собой. Столько лет она заменяла сестрам мать, и эта роль стала определять ее личность. И теперь, выпуская Флоранс из-под своего крыла, она чувствовала боль. Отъезд младшей сестры был началом свободы для всех трех, но, когда больше не знаешь, кто ты, свобода способна испугать.

– Элен? – допытывалась Флоранс. – Так сердце или голова?

– Мой здравый смысл подсказывает, что нужно слушать обоих.

– А я, наверное, всегда буду слушать сердце.

Элен склонила голову набок и посмотрела на сестру:

– Знай, ничего из случившегося не изменит моих чувств к тебе.

– Знаю. Спасибо.

Элен протяжно вдохнула, взяв себя в руки.

– Давай закончим сборы.

Они забыли, что понадобится теплая вещь, и Флоранс полезла в ящик комода за желтым кардиганом.

После сборов сестры уселись поесть. Флоранс сварила чечевичный суп и приготовила небольшую миску зеленого салата. Потом она повела Элен в сад и рассказала, где что растет, что можно собирать постоянно, а что до поры до времени оставить в покое. Флоранс показала, чем всходы отличаются от взрослых растений, дала советы по борьбе с насекомыми-вредителями и объяснила устройство потайного погреба.

– Я буду скучать по своим козам и курам, – призналась Флоранс, глаза которой были на мокром месте. – Элен, я так не хочу уезжать.

– Дорогая, я понимаю твои чувства.

– Здесь мой дом.

Элен закрыла глаза. Она понимала: любые слова сейчас бесполезны. Всхлипнув, Флоранс отправилась к себе в комнату: мол, она должна оставить письменные инструкции, иначе они всё перезабудут.

Элиза вернулась к ужину. Элен настояла, что сегодня сама его приготовит. Кушанье было простое: жаркое из овощей и лимской фасоли. Однако ей недоставало кулинарной магии Флоранс. Жаркое получилось съедобным, но есть особо не хотелось никому.

Сестры коротали время, наблюдая заход солнца и то, как красные краски сменяются оранжевыми, а затем пурпурными. Они сидели в гостиной и пытались расслабиться. Элен чувствовала: все оттягивают момент, когда вечер подойдет к концу. Она теребила волосы, то и дело поглядывая на сестер. Потом открывала книгу, прочитывала несколько слов и снова закрывала. Вся атмосфера гостиной была пропитана ощущением скорого расставания. Но Флоранс улеглась на диван, положила ноги на колени Элизы и старательно делала вид, что все в порядке. Элен смотрела на лица сестер. Невзирая на случившееся с ней, Флоранс по-прежнему верила, что люди по сути своей добры, хотя ее вера уже не была по-детски наивной. Элиза тоже изменилась: беременность смягчила черты ее лица. У Элен заболела душа, когда она увидела, как Флоранс встает с дивана и потягивается. Расставание с сестрой оказалось тяжелее, чем она думала.

– Мне нужно поспать, – сказала Флоранс. – Вставать очень рано. Вы меня знаете: если я не выспалась, то вообще не человек.

Она тоскливо обвела глазами гостиную, словно хотела запечатлеть в памяти каждую мелочь.

Элиза поставила будильник на четыре часа утра и протянула Флоранс. Флоранс обняла сестер. Все три были готовы расплакаться.

– Все будет хорошо, – успокаивала их она. – Мы снова увидимся.

Элен не могла говорить.

– Конечно увидимся, – улыбнулась Элиза.

Однако Элен была полна неясных дурных предчувствий. Она попыталась улыбнуться и потерпела сокрушительную неудачу.

– Не вешай носа, – заметив это, сказала Флоранс. – Все будет отлично.

– Обещаешь быть внимательной в горах? – спросила Элен.

– Конечно. И потом, я же буду не одна, а с Джеком. Забыла?

– Пойду-ка и я на боковую, – сказала Элиза и похлопала себя по животу. – Этот малыш крадет мои силы. Как доберешься до Англии – обязательно напиши нам и сообщи про Мари.

– Я останусь здесь. Подожду Джека, – объяснила сестрам Элен.

Когда они ушли, она устроилась на диване и попыталась читать, но ее веки отяжелели, и строчки стали расплываться перед глазами. Наступила полночь. Джек не возвращался. Тогда Элен спрятала ключ от задней двери там, где Джек непременно его найдет, и тоже поднялась наверх. Подушка на ее кровати по-прежнему пахла Джеком. Элен вдохнула этот запах, потом прижала подушку к груди, не желая его отпускать.

Проснувшись через несколько часов, она увидела Джека рядом с кроватью. В руке он держал фонарик. На плече висела полотняная сумка.

– Я зашел проститься, – сказал он, проведя пальцами по ее волосам.

– Нет, – возразила Элен, чувствуя, как зашлось ее сердце.

Джек погладил ее по щеке:

– Прости, я не мог прийти на ночь.

Не в силах говорить, Элен встала и обняла его, чувствуя, как их сердца бьются рядом.

– Флоранс уже готова. Ждет возле кухонной двери.

– Ты вернешься? – спросила Элен.

Джек посмотрел на нее, и в его глазах она прочла что-то невыразимо печальное.

– Спасибо тебе за все, – только и сказал он. – Я тебя никогда не забуду.

Боже, вот и все. Он уезжает. И что еще хуже, от них уезжает Флоранс. Элен накинула халат и сбежала вниз. Войдя в кухню, она порывисто обняла Флоранс. Элен обещала себе не плакать, однако слезы все равно жгли ей глаза.

– Дорогая моя, – дрогнувшим голосом произнесла Элен, – я так тебя люблю!

В кухню спустилась Элиза и обняла обеих. Теперь все три обнимались так крепко, что Флоранс просто не могла никуда отсюда уехать. Такого не могло случиться… и в то же время это должно было случиться. Элен чувствовала, словно от нее отрывают руку или ногу. Боль расставания накатывала волнами. Она отдала бы что угодно, лишь бы Флоранс не надо было уезжать. Свыше семи лет они жили единым организмом, делясь друг с другом радостями и горестями. Принять, что все это кончилось, было никак невозможно.