Чаша гнева - Дмитрий Казаков

Когда совсем стемнело, он остановил коня у берега одного из ручьев. Набрал хвороста, разжег костер. Вытащил Чашу, поставил ее рядом с собой, и долго сидел, глядя в пламя.

Обычное, спокойное, не убийственное.

Есть не хотелось, пить тоже, усталость от долгого пути почти не ощущалась.

Когда костер почти прогорел, Робер повернулся к Чаше.

– Говори со мной, – сказал он.

Маленький сосуд, по округлым стенкам которого даже в полумраке гуляли золотистые отблески, слегка качнулся. Из него поднялся тонкий язык алого пламени, распухший на конце чудесным цветком.

Робер ощутил, что оказался в пекле. Огонь был всюду, со всех сторон, он окружал тело, свободно проникал в него, причиняя мучительный, хотя и терпимый зуд.

"Что ты хочешь знать?" – голос этот, как обычно, заставил его содрогнуться. Сердце запрыгало испуганным зайчонком.

– Как можно уничтожить тебя?

То, что он услышал в ответ, более всего напоминало смех. Почва под ногами тряслась, словно на землю неожиданно напала лихорадка или древние Севенны решили сменить место жительства, перебраться куда-нибудь в Турень.

– Значит, никак, – пробормотал Робер, ощущая, как отчаяние холодными зубами вцепляется ему в грудь.

Понимание того, что он долго не сможет выдерживать давление Чаши, пришло к Роберу сегодня днем. Рано или поздно ее более сильная воля подавит его сопротивление, и тогда от человека по имени Робер де Сент-Сов останется только телесная оболочка.

Полная Гнева Господня.

И огненный Апокалипсис придет в мир.

Чтобы избежать подобного, нужно что-то менять. Уничтожить Чашу, например. Или доставить ее туда, где она никак не сможет быть доступна людям. Пусть даже в ад.

Ведь истинный Хранитель Чаши – не тот, кто хранит ее от глаз людских, а тот, кто охраняет людей от нее.

– Хорошо, но что тогда вообще я могу с тобой сделать? – спросил Робер.

Ответ обрушился на него подобно штормовой волне, составленной из ревущего пламени. Знание выплеснулось в разум потоком образов, каждый из которых был ярок и красочен.

Пытаясь осознать все это, Робер застонал. Ему показалось, что голова сейчас лопнет, словно перезрелый плод.

– Стой, стой, хватит! – крикнул он.

Все исчезло. Он вновь был в лесу. Костер все так же потрескивал, в нескольких шагах шумел ручеек. Лошадь, привязанная к дереву, шумно вздыхала и чесалась.

Мир остался тем же. Зато Робер стал другим.

– Неужели нет иного выхода? – прошептал он, поднимая лицо к темному шатру небес. – Матерь Божья, неужели нельзя обойтись без этого?

Из явленного видения он понял немногое, но главное успел уловить. Есть один-единственный путь, на котором возможно избавить людей от слишком опасной для них игрушки.

Приняв огонь Чаши в себя.

В случае неудачи Робера ждет смерть, мучительная, но быстрая. Горстку праха, некогда бывшую рыцарем Ордена Храма, вряд ли заметит тот, кто найдет Чашу здесь, в горах. А рано или поздно это случится, и все начнется сначала.

Если же он преуспеет, то даже выжив, человеком быть перестанет, превратившись в подобие тех существ, что некогда Чашу создали (он даже в мыслях боялся назвать их ангелами), и получив таким образом возможность Чаше приказывать.

Чтобы вместе с ней вознестись в мир Горний, и вернуть Гнев Господень туда, где ему и место.

– Покажи мне тех, кто охотится на меня, – попросил Робер в последней надежде, что, может быть, есть свободная дорога, которая ведет к Марселю. Там, в главном командорстве Прованса, он отсидится до первого корабля, уходящего в Левант…

Чаша откликнулась сразу. Вновь вырос из нее пламенный цветок, и молодого рыцаря словно засосало в его сердцевину. Окунувшись в бушующий огонь, он вдруг ощутил, что парит в воздухе, точно птица.

И тьма не была помехой его взору.

Его понесло на запад, туда, где догорали останки заката. В полудюжине лье расположились лагерем воины Святого престола во главе с братом Домиником, и меж монашеских риз виднелись кольчуги наемных воинов.

Много южнее, у Лодева, беглеца ждал еще один отряд, составленный из воинов графа Тулузского, а за Севеннами, оседлав дорогу на Марсель, тоже были воины, и на их знаменах красовались золотые королевские лилии…

Его обложили со всех сторон, точно волка во время охоты.

– Ладно, – сказал Робер тоскливо, выныривая из водоворота видений. – Значит, так тому и быть…

Он расседлал лошадь и хлопнул ее по крупу – животному пропадать вовсе незачем. Вороная кобыла с недоумением посмотрела на человека и, удивленно фыркнув, неторопливо потрусила на запад, в ту сторону, откуда они не так давно приехали.

Робер огляделся. В полусотне туазов к востоку виднелся округлый холм – блудный сын, отбежавший чуть в сторону от высящихся дальше матерей-гор.

Взобравшись на его вершину, Робер помолился. Но облегчения это не принесло, слова цеплялись за язык, словно обросли колючками, и на сердце осталось так же тяжко, как и до молитвы.

– Ну, хорошо, давай! – сказал он, поднеся Чашу ко лбу.

"Наконец-то!" – от этого грохота земля затряслась под ногами.

Пламя охватило все его тело. Боль была невыносимой, хотелось кричать, раскрыв рот как можно шире. Руки дергались, норовя отшвырнуть обжигающий предмет в сторону.

Робер держался лишь на упрямстве. Он понимал, что стоит только отдаться в себе человеческому, тому, что страдает от боли, и готово пойти на все, лишь бы избавиться от мучений, как Чаша возьмет над ним верх. И тогда – либо смерть, либо рабство.

Он держался, глаза уже выгорели, и плоть человеческая с легким треском распадалась, обращаясь в пепел, обнажая то, что обычно называют душой. И даже она, нематериальная субстанция, под воздействием неистового пламени плавилась, превращалась в нечто иное, твердое и сияющее, точно алмаз…

И в тот самый момент, когда боль исчезла, а пламя вдруг стало ласковым, точно теплый ветерок, Робер понял, что победил.

Засевший в кустах заяц видел, как огромная сияющая фигура, напоминающая человека, держащего в руках нечто пылающее, поднялась в темное ночное небо, где и растворилась без следа.

Во всех населенных мирах, во все времена и при любых обстоятельствах процветали мифы о человеке.

Джозеф Кэмпбелл, «Герой с тысячью лиц». 1948

Из «Путешествий по Лангедоку в лето 1885» Жана де Оливье

Тулуза, 1889 г.

В районе деревни Сен-Анджели есть холм, называемый Вершиной Рыцаря. Крестьяне окрестных сел рассказывают, что в полнолуние на его вершине можно видеть светящуюся фигуру рыцаря. Он стоит неподвижно, а в руках держит чашу.