Виновник завтрашнего дня - Арина Александер

Лёшка поцеловал её искусанные опухшие губы, чувствуя, как Влада сжала его внутри готовясь вот-вот кончить и закрыв глаза, постарался продержаться ещё несколько минут.

Вот она вскрикнула, широко распахнув глаза и встретившись с его переполненным любовью взглядом счастливо улыбнулась, прижавшись губами к бьющейся на шее жилке.

Ещё чуть-чуть. Ещё немного. Всё ради неё Пускай насладится этим ощущением сполна. Выждал. Колоссальным усилием воли выждал, пока не обмякнет, не станет расслабленной и только потом в три глубоких толчка, достиг той вершины наслаждения, после которой нужно срочно выходить.

Влада тихо вздрогнула, почувствовав на животе брызги спермы. Гончаров активно надрачивал, выжимая из головки последние капли, а она зачаровано наблюдала за его движениями, упиваясь пробегающей по телу крупной дрожью. Впервые видела кончающего мужчину и признаться честно — это было невероятно. Красивое сильное тело так и влекло к себе, манило пройтись по нему руками, очертить каждую мускулу, огладить широкие плечи и прижаться к гладкой груди. Что и сделала, приподнявшись на коленях, но когда увидела под собой красное пятно, смущенно вскочила с кровати.

— Эй! — подался за ней Гончаров, схватив за руку. — Ты куда?

— Я?.. Мне бы в душ, Лёш.

Он против воли прижал её к груди. Между ними было так скользко, что и правда, стоило принять душ, но он не спешил. Не было в этом ничего страшного. Её оргазм, его оргазм, её кровь — это естественно. А что естественно, то уж никак не безобразно. Они ещё только в начале пути. Скоро между ними будет и не такое. Пускай привыкает не смущаться перед ним и не боятся естественной реакции организма.

— Иди сюда, — потянул за собой на кровать, заставляя прилечь.

— Лёша, — заартачилась, чувствуя на щеках яркий румянец.

— Не нужно стесняться, Влада. Будет тебе душ. Я даже сам тебя выкупаю, но сейчас я хочу, чтобы ты научилась расслабляться и не сжималась при первом же дискомфорте. Или тебе неприятна сперма? — предположил, зная, что бывают девушки, которые на дух не переносят запах мужских выделений.

— Нет! Конечно, нет, — вспыхнула, даже и не думая о таком. — Просто… — прилегла на бок, повернувшись к нему лицом, — я вся потная, липкая, в крови…

— И что? — удивился он, оглаживая костяшками её полные груди. — Для меня ты в таком виде самая вкусная и желанная. Ты даже не представляешь, — окинул её взглядом, — насколько соблазнительно сейчас выглядишь. Не нужно сразу вскакивать с постели и нестись сломя голову в душ, может, я захочу продолжения, — подмигнул беспечно и, заметив на покрасневшем лице неподдельный ужас, громко рассмеялся: — Да не бойся! Сегодня точно не трону. Без презерватива не то. Не люблю прерываться, да и стремновато. А то ещё забеременеешь, — приподнял бровь, упиваясь её замешательством, — придется рожать и всё такое. Оно тебе надо? Ты ещё сама, как ребёнок, куда мне ещё одного? Вот воспитаю тебя, взращу семена разума, потом можно будет и без резины кувыркаться. Согласна?

Влада округлила глаза и заторможено кивнула, чем ещё больше рассмешила его.

Больше не стал её мучить. Она и так держалась молодцом, с каждой минутой робея всё меньше и меньше. А ведь ещё недавно виляла задом, предлагая себя едва не на каждом повороте. Сколько норова демонстрировала, сколько настырности и стервозности, а на деле… а на деле перед ним предстала самая чистая и ранимая душа на свете.

Не соврал, рассказывая о своих женщинах. Разные они у него были. Но ни у одной не оказалась столько стремления и смелости отвоевать его у той жизни, которой он жил долгие годы. Ни у одной. Только у Владки. И только с ней он оживал, только с ней очищался, впуская в прогнившую душу, пускай и крошечную, но всё же надежду на светлое будущее.

Имел ли он право вот так любить? Чтобы настолько потерять себя? Имел ли он право надеяться на что-то? Мечтать? Строить планы? Он же сам растоптал свое будущее. Сам испоганил его, потеряв человечность. Тогда, у Шамрова, так хреново стало, так тошно от самого себя, что впервые в жизни почувствовал на сердце давящую тяжесть. И не убежать от неё, не скрыться.

— Лёш, ты можешь не смотреть на меня! — попросила улыбаясь, стараясь сохранить невозмутимое лицо.

— Не-а, — ответил задорно.

— За ночь не нагляделся? — прикусила губу, чтобы не рассмеяться и, не удержавшись, посмотрела в искристые голубые глаза.

— Не нагляделся. Как подумаю, что завтра разбежимся — жить не хочется.

— Вот видишь, а ты ещё ерепенился, что я сбежала из дому, — возразила мягко, разглаживая на платье образовавшиеся складки. — Зато целых три дня проведем вместе, — заметила с энтузиазмом, который к слову, сразу и испарился. Что такое три дня? Пыль. Секунда. Для неё вчерашний день пролетел в мгновение ока. Что можно говорить обо всём остальном? Ехали уставшие, невыспавшиеся, зато довольные и счастливые. С одной стороны, сами виноваты: их никто не просил таращиться друг на друга всю ночь и вскакивать при малейшем шевелении. Всё боялись упустить что-то важное.

— Кстати о побеге, — тут же насторожился Лёшка, сбросив с лица плутовское выражение, — Павел Олегович, Вика… Олег, — чиркнул зажигалкой, косясь в сторону притихшей девушки, — кто-нибудь из них не звонил?

— Нет. Ой, Лёш, — взмахнула рукой наигранно, — кому я нужна? На меня пожизненно забивали большой и толстый.

— Угу, я заметил, как на тебя забивают, особенно большой и толстый, — сдержано выдохнул дым в приоткрытое окно, надавив на педаль газа. Митцубиси рвануло вперёд, падая на хвост петляющей по неровной дороге Шамровской Мазде. Сзади, не отставая, ускорился внедорожник Скотника.

Влада отвернулась, делая вид, что рассматривает проносящиеся за окном посадки. Сколько не обманывай себя, а от горькой реальности не убежать. То, что её никто не тронул, ещё не значит, что по возвращению домой всё не вернется на круги своя. Единственная надежда — признаться во всём Скибинскому. Рассказать о своих чувствах, намекнуть об Олеге, ах, да, ещё и о неком залоге не забыть поведать. Эта тема вообще не укладывалась в голове, заставляя каждый раз хмуриться.

Лёшка свирепо играл скулами, выдыхая дым. А ведь так хорошо ехали. Смеялись, шутили, периодически целовались. Он то и дело гладил её колено, норовя просунуть руку под кружево трусиков. Она, сдерживая рвущийся наружу стон, в отместку, накрывала ладошкой его пах и злорадно улыбалась, слыша в ответ судорожный вдох. Обоих заводила такая игра: когда нельзя остановиться и продолжить начатое, но и сил прекратить, пристроить руки где-нибудь в безопасном месте, тоже не было.

— Лёш, давай я поговорю с Павлом Олеговичем, — предложила робко, решив, что лучшего момента, чем сейчас, для разговора у них не будет. — Расскажу всё как есть.

— Нет! — отрезал, ощетинившись.

Конечно, он у неё Мужик, привыкший всё решать сам. Не пристало Мужику прятаться под бабскую юбку. Да только и она не собирается сидеть, сложа руки и ждать, пока активизируется Турский.