Духовидец. Гений. Абеллино, великий разбойник - Фридрих Шиллер

поглядел в глаза, чтобы удостовериться, какое влияние возымели на меня его слова. Я резко оттолкнул его руку, порывисто встал с дивана и, подойдя к окну, сказал:

— Господин фон Б***, ни звука более, если вы не желаете, чтобы из вашего друга я превратился во врага.

Меня душили слезы негодования, и я едва мог выдавить из себя эти слова. Он взглянул на меня оторопело, потом всплеснул руками и, потупив глаза, умолк на несколько минут в задумчивости.

— Но это ведь ужаснейшая история, — вымолвил он наконец. — Если ты меня, конечно, не разыгрываешь.

— Я думаю, тебе самое время отправляться домой, — ответил я. — Скоро ночь, и я устал.

— Ты устал? — переспросил он меня трагикомическим тоном. — Ну хорошо, я ухожу; надо все это как следует взвесить.

Он дал мне на прощанье руку.

— Надеюсь, Карлос, мы остаемся друзьями. Если ты как следует выспишься, тогда, надеюсь, ты это поймешь.

На следующий день он, казалось, был всецело погружен в себя и непривычно задумчив; не проронив ни единого слова о моей истории, он сидел с опущенной головой, не слыша и не замечая ничего вокруг, и думал о чем-то своем. Только на третий день, когда мы снова остались одни, прервал он свое молчание. Дав своим сомнениям перебродить, он наконец пришел к какому-то решению. Но чего я, несмотря на то что уже успел изучить его характер, не мог предвидеть, так это того, как он будет излагать свои мысли.

Поначалу он сомневался в правдивости моей истории, что казалось мне оскорбительным, но потом его мечтательная душа раздула искорку, которую заронил в нее мой рассказ, в жаркое пламя, и он с энтузиазмом желал исследовать столь редкое явление, о существовании которого прежде даже не задумывался. Теперь он жаждал изучить все досконально, расспрашивал по сто раз о каждой отдельной детали, подозревая влияние Братства даже на те события, к которым оно — в чем я был вполне уверен — не имело ни малейшего отношения. Особенно интересовался он тем, для какой цели оно было создано. Что я мог сказать? Но мы оба разгорячились так сильно, что отыскали наконец причину, каковая казалась вполне правдоподобной. Под золою тлел жар, и невидимые руки шарили в нем, но даже те, к кому они наиболее близко подбирались, не относили их движения к первопричине событий.

Мы оба не одобряли революций[183] и считали монархическую систему наиболее совершенной; в сердцах наших пылал благородный пламень свободы, но мы были склонны противостоять его натиску, дабы не сожалеть впоследствии о посягновении на божественные и человеческие законы, простейшие законы разума и силы, преимущество которых заключается в том, что кто-то один повелевает, внося порядок в целое мироздание.

Вскорости из всех этих идей, рожденных нашим опытом и наблюдениями и сведенных постепенно воедино, развился некий замысел. Увлеченный новыми понятиями, которые нашли отклик в некоторых чертах его характера, и живо тронутый моей благодарностью, он употребил все свои способности на развитие порожденной им идеи, и мы пришли к безумной мысли — основать Союз Противодействия и попытаться объединить в нем все наши небольшие и разрозненные силы. Благодаря многим и продолжительным усилиям нам удалось вовлечь дона Бернардо, и мы трое в полную силу взялись за работу. Мы сумели установить такую же связь с графом С—и, и дон Паблос был не вполне исключен, но мы отвели им подчиненную роль, так как оба обладали нежным, мягким характером и нам не хотелось ставить их под удар. Планы наши мало-помалу воплощались в действительность; мы собрали приличную денежную сумму, чтобы покрыть необходимые расходы; мы использовали все, что хоть как-то соответствовало нашим интересам; мы вовлекли в наше общество все светлые головы — в большей или меньшей мере, смотря по обстоятельствам. Все эти приготовления осуществлялись нами в полной тишине, мы сходились вместе только в нашей хорошо охраняемой комнате, все собрания проводя под видимостью обыденных хлопот, и даже во время наших маленьких трапез скрывали мы наш напряженный труд под маской непринужденности. Были приняты всевозможные меры для соблюдения безопасности, и все силы были напряжены ради продвижения вперед, как вдруг наши планы самым непостижимым образом разрушила невидимая рука.

Первым делом я испытал необыкновенные трудности, когда истекли полгода моего отпуска и я испросил еще полгода. После многих хлопот я получил разрешение всего лишь на три месяца, с жестким, незаслуженным порицанием и с условием — по истечении срока безотлагательно ехать в Париж, место моего назначения, чтобы вступить в должность.

Наши сбережения стали исчезать. Не помогало и то, что я клал шкатулку ночью под матрац и сам ложился сверху. Вложенная сегодня сумма уменьшалась на следующий день почти наполовину, послезавтра — еще наполовину, и так происходило день за днем неизменно, сколько бы денег ни вкладывали. Мы переносили шкатулку от одного из нас к другому, мы пробовали прятать ее всевозможными способами — все напрасно. Деньги продолжали исчезать. Непостижимо, какое огромное влияние имело на наш Союз это ничтожное обстоятельство. Наиболее слабые духом были испуганы тем, что мы даже такую малость не в состоянии объяснить. Нас самих подавляло то, что тайна наша разоблачена, и весь ужас состоял в том, что те самые руки, чьи искусные интриги мы собирались разоблачить и обезвредить, вновь находятся поблизости и мы не способны оказать даже малейшее противодействие. Сам наш Союз переживал финансовые затруднения: мы не только не имели достаточно денег в запасе для наших потребностей, но с трудом могли удержать хотя бы необходимое. Расходы были весьма некстати, и, пока те или иные из нас обдумывали положение дел, счастливый миг оставался в прошлом и пыл угасал.

То же творилось и с нашими бумагами. Все они не исчезли. Но важнейшие листы были начисто вырезаны, и нам оставалось только раскаиваться, что мы не успели изучить их прежде. Письма, которые мы отправляли, задерживались или конверты подменивались так, что наши товарищи получали нелепые распоряжения, тогда как нужные сведения попадали в руки Незнакомцев. Напрасно боролись мы, напрасно пытались всеми силами отвратить от себя унизительные издевательства. Так Общество наше постепенно перешло в небытие.

Но Незнакомцы этим не удовлетворились. Они должны были нам также показать, что могут по своему усмотрению разлучать и сводить нас, своею волей определяя время и место. Семейные обстоятельства господина фон Б*** оказались настолько плохи, что ему не осталось ничего другого, как срочно ехать во Францию ради спасения своего имущества. Дон Бернардо, этот