Мушкетер. Кто Вы, шевалье д'Артаньян? - Дмитрий Яшенин

Кардинал задумчиво смотрел на псевдогасконца, размышляя над его мудрыми словами, а потом пожал плечами и ответил:

— Может быть, вы и правы, шевалье. Может быть. Вы обладаете поистине недюжинными аналитическими задатками, и с вами трудно спорить. В любом случае я рад, что вы добрый католик и у нас с вами возникло полное взаимопонимание. Что же касается вашей службы… — Ришелье помолчал. — Что же касается вашей службы, то, разумеется, информация о роте господина де Тревиля для меня гораздо важнее, нежели о роте господина Дезессара.

При этих словах д'Артаньян низко склонил голову, стремясь скрыть улыбку, скользнувшую по его устам. Декоративные солдатики, ваше высокопреосвященство? Ну-ну! И чем же для вас так важна информация о декоративных-то солдатиках? — подумал он. Вслух он, однако, ничего говорить не стал, выжидая, что кардинал сам продолжит тянуть затронутую им ниточку.

— Однако вы, шевалье, все еще являетесь гвардейцем роты господина Дезессара, а не мушкетером? — полувопросительным-полуутвердительным тоном продолжил Ришелье, не обманув ожиданий разведчика.

Услышав это, лазутчик разродился тяжелым, горестным вздохом, давно подготовленным и тщательно выпестованным, призванным продемонстрировать его сановному собеседнику, насколько болезненную проблему затронул он, сам, может быть, о том не подозревая.

— Увы, монсеньор! — Д'Артаньян продублировал первый вздох вторым, не таким выразительным, но все равно усилившим эффект. — Пока мне приходится лишь мечтать о лазоревом плаще!

— Почему же?

— Потому что господин де Тревиль, капитан королевских мушкетеров, к которому я обратился год назад с нижайшей просьбой о зачислении в его роту, ответил мне, что в настоящий момент таковое зачисление не представляется возможным ввиду того, что рота якобы полностью укомплектована!

— Ой-ой-ой! — всплеснул руками обладатель одной из лучших осведомительских сетей в мире, делая вид, что несказанно удивлен услышанным. — Какая неприятность! И что же, господин капитан подсказал вам какой-нибудь выход из данной ситуации? Или сказал, что выхода нет вовсе?

— Ну почему же? — Д'Артаньян пожал плечами. — Безвыходных ситуаций не бывает в принципе, и господин де Тревиль подробно объяснил, что я должен сделать, чтобы получить лазоревый плащ королевской гвардии.

— Прекрасно! — Ришелье смотрел на него, затаив в глубине своих острых, проницательных глаз яркие искорки веселья. — Ну и что же вы должны сделать, чтобы стать королевским мушкетером, или, выражаясь, по-вашему, по-гвардейски, сменить окраску?

— Да ничего особенного, ваше высокопреосвященство, — ответил лазутчик, твердо намереваясь погасить эти искорки, а заодно и проверить кое-что. — Всего-навсего положить на стол господину капитану три тысячи экю…

— ТРИ ТЫСЯЧИ ЭКЮ?!!! — завопил Ришелье, подскакивая на стуле и выпучивая на д'Артаньяна глаза, и впрямь моментально растерявшие все веселье. — Как — три тысячи?!! Он же две брал рань… — Кардинал осекся на полуслове, буквально прикусив язык. Однако слово не воробей…

Мгновенно, как и положено настоящему разведчику, д'Артаньян зафиксировал прокол его высокопреосвященства, но виду не подал, продолжая смотреть на кардинала честными, верноподданническими голубыми глазами.

— Именно так, монсеньор! Три тысячи экю наличными, — подтвердил он, отсекая и себе и оппоненту пути к отступлению.

— Три тысячи экю наличными!!! — повторил Ришелье, ошарашенно глядя на него. — Да он что, рехнулся, что ли?! За что такие деньжищи-то?!

— Ну, видимо, за честь стоять подобно истукану возле королевских покоев, салютуя каждому ничтожеству, входящему к его величеству! — пожав плечами, ответил разведчик, подпустив к губам мимолетную улыбку.

Однако момент был неподходящий, и Ришелье не смог по достоинству оценить его юмор. Одарив псевдогасконца мрачным взглядом, он встал из-за стола и несколько раз прошелся по зале из конца в конец. Потом опять уселся за шахматный столик напротив д'Артаньяна и несколько раз провел ладонью по лбу, собираясь с мыслями.

— Погодите, юноша, — насобирав что-то, начал он, — но ведь он же ваш земляк, и, наверное, я не ошибусь, предположив, что и… покровитель тоже? Так? — И, получив утвердительный кивок, кардинал довел мысль до конца: — Но в таком случае должен же он был сделать вам хоть какое-то послабление, скидку, так сказать? Вы с ним об этом говорили?

— А то как же! — с готовностью ответил лазутчик. — Я ему прямо так и сказал: господин капитан, имейте же совесть! Бога, что ль, побойтесь! Я ж мало того что ваш земляк, так еще и протеже. Наши ж батьки вместе рубались при… при… при… а, да какая разница, где они там рубались! Главное — вместе! Мы же с вами, можно сказать, из одной песочницы! Сделайте мне хоть какое-нибудь послабление, хотя бы небольшую скидочку! — И д'Артаньян возмущенно пожал плечами.

— Ну? — в упор глядя на него, вопросил Ришелье, чувствуя, что разведчик еще не договорил. — Ну а он что?!

— Ну а он что?! — Еще одно пожатие плечами. — А он говорит: три тысячи экю, сынок, это уже со скидкой! Даже с двумя! И за землячество, и за протеже!

— Во козел! — ошеломленно ахнул кардинал. — А?! Ну ты подумай! Три тысячи — это уже с двумя скидками! Сколько ж он тогда берет с тех, у кого льгот нет?!

— Страшно подумать! — в тон ему ахнул д'Артаньян.

— Во козел! — повторил Ришелье, неотрывно глядя на псевдогасконца, но имея в виду конечно же не его. — И это — командир королевской гвардии!!! Начальник придворного спецназа!!! — рявкнул он, с такой силой треснув кулаками по хлипкому столику, что шахматная доска подлетела кверху, а шашки брызнули во все стороны и заскакали по полу. — Ну урод!! Мздоимец лазоревый! Сволочь недобитая! Взяточник прожженный! Ну он у меня рано или поздно допросится! — Не в силах совладать с собой, кардинал снова вскочил и заметался по зале. — Он у меня допросится! Он у меня дождется, дрянь такая! Да я его… да я его… — Он схватил с полки изящную керамическую вазу с высоким горлышком и греческой росписью и что было сил грянул ее об пол. — Да я его от церкви отлучу, тварь богомерзкую! Да я его в Бастилии сгною, мразь поганую! Да я его на костер отправлю, еретика окаянного! — бушевал кардинал, топча ногами керамические черепки, олицетворявшие ненавистного де Тревиля. — Негодяй! Проходимец! Взяточник! Еретик окаянный!

Сжавшись, скукожившись, стараясь уменьшиться в размерах, словно под вражеским огнем, д'Артаньян едва удержался от того, чтобы с головой забиться под стол и там уже переждать вспышку высочайшего гнева.

Ришелье был великолепен в своем неистовстве! Как умалишенный метался он по комнате, осыпая капитана королевских мушкетеров последними словами и угрожая ему всеми муками преисподней! Прошло не меньше пяти минут, прежде чем он выдохся и уселся на место.

— Еретик окаянный! — Кардинал в последний раз приложил кулаком столешницу, смахнув с нее последние шашки.

Потом замолчал и уставился на д'Артаньяна, сосредоточенно обдумывая какую-то мысль. Целую минуту на его лице не отражалось ничего, кроме напряженной работы ума, затем кардинал встал, подошел к стене, возле которой стоял секретер, и, взяв с него серебряный колокольчик, позвонил.