По ступеням «Божьего трона» - Григорий Грум-Гржимайло

Температура вод этих ключей не особенно высока, но все же достаточна для жизни в них водорослей, зеленая площадь которых необыкновенно контрастно выступала теперь среди окружающих ее отовсюду снегов. Главным украшением этого ущелья служит лес высоких и прямых тополей, по опушкам которого, среди обломков скал, растет самый разнообразный кустарник. Я различил здесь барбарис (с красными ягодами), шиповник, жимолость и лозу. К устью ущелья лес редеет, появляются площадки, поросшие чием, с одиноко стоящими среди них карагачами, барбарис исчезает и сменяется караганой. Одновременно появляются здесь и небольшие постройки, которым я не приищу подходящего названия; во всяком случае это – жилье человеческое, в котором, при самой нищенской обстановке, ютятся семьи беднейших хотунтамцев.

В Хотун-таме мы простояли девять дней. Запасы наши истощались, хлеб был давно уже съеден, да и мука приходила к концу. Нам оставалось поэтому или возвращаться обратно в Хами, или идти вперед на авось. Мы решились на последнее и, несмотря на протесты проводника, 11 февраля двумя партиями тронулись в дальнейший путь: брат повел наш караван прямой дорогой в Мор-гол, я же поехал туда кружной дорогой через Чинь-шэнь.

Когда мы выступали, небо было свинцовое. 16-градусный мороз и сильный ветер, дувший прямо с востока, затрудняли дыхание и вместе с тем леденили руки и ноги. Временами подымался снежный вихрь и, обдав нас ледяными иглами, несся дальше, то замирая, то снова подымая в воздух снежную пыль. Но уже к 9 часам утра улеглась непогода: небо очистилось, ветер стих, потеплело и солнце заблистало с особенной яркостью, причем и световые, и тепловые лучи его отражались с чрезвычайной силой от беспредельного, как море, снегового покрова.

На первых порах мы чуть не потонули в снежных сугробах. Мы сбились с дороги и ехали напрямик к видневшимся впереди развалинам какой-то постройки. Тут мы снова выбрались на тропинку и рысью погнали вперед лошадей.

Первый встретившийся нам поселок, состоявший всего из двух-трех хозяйств, носил полутюркское, полукитайское название – Ши-ли-булак; здесь проходила граница между вановскими владениями и местностью, непосредственно подчиненной китайским властям. На девятом километре мы пересекли глубокую долину реки Улота (Уласта?), которая протекает тут двумя рукавами, разделенными довольно высоким нагорьем. Река эта берет начало в вечных снегах Карлык-тага и течет по ущелью, которое, подобно Хотунтамскому, поросло прекрасным тополевым лесом. У дороги, вдоль обоих ее русел, расположены китайские поселения с одним общим именем Ардын. Еще далее на восток мы встретили речку Сузлюк-ардын, а затем дорога пошла довольно пересеченною местностью с частыми крутоярыми логами, поросшими чием, камышом и кустарником, единственными растениями, торчавшими поверх снега.

Обогнув одиноко торчавший утес, мы завидели, наконец, и цель нашей поездки – город Чинь-шэнь, расположенный на речке Таш-булак, выбегающей из ущелья Нарын-кол. Городок этот не велик, обнесен стеной, скорее всего напоминающей ограду какого-либо загона, и состоит из двух-трех улиц, обстроенных жалкими домишками, в которых с грехом пополам ютятся семейства дунган и китайцев. Его базар представляют счетом пять лавок, в которых можно найти лишь предметы первейшей необходимости; даже рису оказалось в них не более 15 фунтов! Зато нам сказали, что тут можно всегда иметь в изобилии мясо архаров…

– Да откуда же вы его получаете?

– Его привозят тагчи… Хотите проехаться к ним?

И нас проводили в тань, в котором мы действительно нашли несколько бравых мо́лодцев, поспешивших вытащить нам напоказ несколько туш таких же точно архаров, каких привез брат из своей поездки в Чоль-таг.

– Где же вы бьете этих животных?

– А вот там…

И один из тагчей указал мне пальцем на юго-восток.

– На востоке здесь везде горы. От Шаманэ (Бая) до Мын-шуя и дальше на юг нет места, где бы не было гор, но архары держатся преимущественно там. – И он опять указал на юго-восток.

– И далеко это отсюда?

– На хорошей лошади дня в два, пожалуй, доедете…

Мы купили у них две туши и, приказав доставить их вслед за нами в Мор-гол, выехали туда же.

К югу от Чинь-шэня подымались горы. Мы направились к ним и с первых же шагов в этом направлении почувствовали под собой крепкую почву. Действительно, снег лежал здесь тонким слоем, и уже с полкилометра дальше из-под него то там, то сям стал обнажаться гранит. Дорога шла краем Таш-булакской долины, поросшей чием и заваленной снегом. Впереди долина эта суживалась и превращалась в широкое ущелье, стены которой падали очень круто. При устье последнего мы натолкнулись на ключ, носивший название Мо-пан-цзы. Отсюда местность стала понижаться заметно, и так как в ущелье снег лежал уже только местами, то лошади пошли очень ходко, не забывая, однако, при этом срывать по пути колосья чия, который вместе с кустами гребенщика составлял преобладающую здесь растительность.

Ущелье не оказалось совсем безжизненным. Нам попалось в нем несколько штук каракуйрюков и зайцев, в кустах то и дело шныряли пустынные сойки, а в горах раздавались голоса кекликов. Но нам некогда было увлекаться охотой. Мы спешили засветло добраться до поселка Мор-гол, а до него, по-видимому, еще было неблизко… Ущелье, по которому мы ехали, оказалось сквозным, и стены его сложены из одной породы – красного гранита, только в одном месте прорванного плотным хлоритовым диабазом. При выходе из гор сухое русло Таш-булака разбилось на множество росточей, а впереди перед нами развернулась необъятная равнина, на противоположном конце которой и должен был находиться Мор-гол.

– О, да ведь это еще далеко!

– Да, иолов тридцать…

Мы прибавили ходу, и, по мере того как продвигались вперед, горы стали показываться со всех краев горизонта. Вот они узкой полоской поднялись перед нами, вот впереди их мы увидали деревья, а вот, наконец, и Мор-гол! Наш караван пришел туда задолго до нас.

Поселков с названием Мор-гол два: северный – таранчинский и южный – китайский. Оба стоят на ключах, из коих северный, менее обильный водой, носит название Ходжам-булак.

Благодаря могиле самаркандского выходца Султана-Улеми-Рахмета, схороненного на вершине Мор-голской гряды (Мазар-тага), местность эта пользуется исключительной известностью в мусульманском мире. Улеми-Рахмет был первым просветителем китайского Востока, святым, стяжавшим себе громкую славу.

Под старость он удалился в пустыню и умер здесь, на границе же, окруженный своими учениками. Кажется, в 1712 г. Мор-гол подвергся нападению джунгаров, которые не оставили здесь камня на камне; еще позднее он был приписан к числу земель, введенных под китайские поселения в Хами (к этому времени относится основание китайского Mop-гола); и наконец, выкупленный по дунганской инициативе у китайского правительства, потупил уже в ведение хамийских ванов, которые, выстроив над могилой этого святого роскошный мазар [мавзолей], в то же время поселили здесь и несколько семейств таранчей, обязанных, взамен других повинностей, охранять и ремонтировать это здание. Таким образом положено было основание современному таранчинскому поселению.