Как переучредить Россию? Очерки заблудившейся революции - Владимир Борисович Пастухов

держится стабильность режима. Он защищен от революции ровно настолько, насколько Запад сам от нее защищен.

Чтобы в России что-то поменялось, сначала должно что-то поменяться на Западе. Революция в России может быть только частью глобального тектонического политического сдвига.

Тут и без Кремля хорошо – коронавирус удачно подсуетился. А потому вполне может оказаться достаточно и легкого толчка из Москвы. Россия в истории удивительным образом совмещает в себе роли главного экспортера и импортера революций. Так что ей не привыкать. Сегодня революция, правда, застряла на Белорусском вокзале. Толпящиеся на перроне радостно хлопают в ладоши, думая, что поезд прибывает. На самом деле он отправляется. В Европу. Встречайте из России и Беларуси (транзитом) с любовью. И до новых встреч дома.

Часть IV

Очерки русской реакции

После боя поле битвы принадлежит мародерам. Когда революция заходит в тупик, освободившееся пространство оккупирует реакция. В этом смысле ничего сверхъестественного в посткоммунистической России не произошло. Революция заблудилась в темном лесу русской истории, и ей на смену этот лес выпустил демонов контрреволюции. Беда случилась от того, что лес лесу рознь и в каждом лесу свои демоны. В русском лесу, где живут люди с искореженным «коллективным бессознательным», даже демоны выглядят «беспредельщиками». На свет явилась русская реакция – такая же бессмысленная и беспощадная, как и русский бунт.

Очерк 34

Обыкновенный посттоталитаризм

Это неправда, что у нынешней власти нет идеологии, что она вся прямо-таки насквозь прагматичная, что, кроме денег, ее ничего не интересует. Интересует, и еще как – причем чем больше у нее денег, тем замысловатее ее политическая философия. Другое дело, что свои истинные политические взгляды власть до поры до времени стеснялась пропагандировать, демонстрируя на публике идейный унисекс. Но все тайное рано или поздно становится явным.

Обострение политической борьбы при неуклюжей передаче власти обратно от Медведева к Путину в 2012 году привело к тому, что власть была вынуждена обозначить свой идеологический профиль.

У кого хорошая память, тот легко вспомнит, как все начиналось. В 2005 году, в эпоху расцвета суверенной демократии, на сайте ветеранской организации сотрудников спецслужб Санкт-Петербурга был вывешен курс лекций, якобы прочитанных анонимным автором по засекреченной программе ФСБ, под подчеркнуто скромным названием «Проект Россия». Вскоре после этого была издана книга с одноименным названием, оформленная в стиле Полного собрания сочинений В. И. Ленина, которая, если верить русской Википедии, перед тем как поступить в продажу, была разослана всем руководящим сотрудникам силовых структур, МИДа, правительства и Администрации президента. До 2010 года свет увидели еще три дорого переплетенных фолианта «проектно-сметной документации» для России. На моей памяти единственной анонимной книгой, пользовавшейся ранее в народе такой же популярностью, были «Законы мафии», изданные, однако, не так помпезно.

В то время как официальная идеология Кремля на словах признавала значимость демократии, важность универсальных, т. е. «западных», ценностей и осторожно намекала на необходимость их адаптации к особым российским условиям, что в переводе с эзопова языка кремлевских политиков означало ограниченное применение, анонимный автор «Проекта Россия» брал быка за рога и объявлял демократию главной угрозой безопасности России, а Запад – ее естественным историческим противником. На этом революционность произведения исчерпывала себя, во всем остальном книга не отличалась особой оригинальностью и в своей философской части была жалким плагиатом идеологии современных европейских наци. Обращал на себя внимание разве что тот пиетет, который автор испытывал по отношению к французским крайним правым, что, в общем-то, плохо вязалось с центральной антизападнической линией книги. Логичнее было бы испытывать пиетет перед Прохановым.

Поразительна та беспечность, с которой общество отнеслось тогда к этой идейной провокации. Книга показалась реакционной духовной отрыжкой окопавшегося в глубоком подполье закомплексованного маргинала, который не совладал со стрессом, испытанным после падения Берлинской стены. Оказалось, однако, что маргинал засел вовсе не в окопе, а обосновался на самом что ни на есть виду, а мысли, высказанные анонимным автором «Проекта Россия», были лишь его до поры до времени скрытым потаенным, почти интимным мировоззрением. Нам рассказали о нашем будущем, но мы не поняли намека, отнеся все к прошлому. И только когда суверенная демократия вместе со своим вдохновителем Владиславом Сурковым съехала из Кремля, потаенная идеология стала полуофициальной, а затем и официальной. Она перестала быть анонимной, выплеснулась сразу из всех политических звукоусиливающих устройств, заговорила тысячами голосов.

Сегодня часто говорят о реакции власти на действия оппозиции – ли испуге, то ли истерике. На самом деле все гораздо сложнее. Если и были испуг или истерика, они лишь обнажили то, что в скрытой форме существовало задолго до всяких оппозиционных волнений, что в других, более «вегетарианских» политических условиях удавалось прятать подальше от посторонних глаз. Мы услышали наконец правду. Нравится она кому-то или не нравится – это другой вопрос. Но она заключается в том, что российская власть прочно стоит на антидемократических, антизападных позициях, что она преклоняется перед тоталитарными учениями, что ей симпатична идея корпоративного государства и что она не испытывает ложного стыда при применении репрессивных мер по отношению к своим идейным и политическим противникам. Знание этой правды полезно как тем, кто предусмотрительно воспитывает в себе душевный конформизм внутри страны, так и тем, кто на Западе культивирует прагматичный подход к Путину в духе real politics.

В начале «лихих девяностых» гениальный Вадим Цымбурский определил фашизм как восстание нации против попыток вписать ее в непрестижный и дискомфортный для нее мировой порядок на правах нации «второго сорта». Он предупреждал, что Россию никто на льготных условиях абсорбировать в систему новых международных отношений не будет. Поэтому он считал, что при желании любой ценой закрепиться на окраине «мирового цивилизованного» перед Россией встанет выбор между двумя путями: путем компрадорским и путем фашистским[107].

Если четверть века назад фашизация России представлялась абстрактной возможностью, которую можно было обсуждать на семинарах Института философии РАН наряду с сотней других гипотетических сценариев, сегодня это весьма конкретная перспектива, жить в которой с высокой долей вероятности, может быть, придется уже нынешнему поколению россиян. Когда-то Виктория Токарева написала, что к хорошему люди привыкают не быстро, а очень быстро. К этому можно добавить: к плохому тоже.

Необоснованно считается, что если русский народ однажды свалился в историческую пропасть, то с ним ничего подобного не может произойти. Вроде как в одну воронку снаряд два раза не попадает. На самом деле серьезного иммунитета против тоталитарного оболванивания русский народ выработать не успел. Напротив, психологически ему гораздо проще поменять знак «плюс» на «минус» и остаться в прежней нравственной парадигме, чем начать мучительно вырабатывать новую парадигму. Поэтому вполне возможно, что маятник качнется из крайнего левого положения в крайнее правое, не задержавшись на спасительной умеренной середине.

В этом случае новая русская государственность примет форму православного фашизма. Это все равно, как если бы в 1917 году власть взяли не большевики, а черносотенцы. То, что еще какой-то десяток лет назад казалось невероятным, сегодня выглядит вполне технологичным. Под вопросом оказался европейский выбор России как таковой. Речь идет о пересмотре культурной и политической парадигмы, в рамках которой Россия развивалась почти полтысячи лет.

Под разговоры о разрушительной природе «оранжевых революций» правящая элита сама затеяла революцию, намного более сокрушительную, чем большевистский переворот. Эта революция грозит сотрясти Россию до самого основания, превратив ее в изолированное от мира средневековое клерикально-криминальное государство. По сути, это реваншистская политика. Но это не реванш «обделенной» нации, как в Германии, или «обделенного» класса, как в царской России. Это реванш «обделенной» архаичной культуры, вытесненной на обочину