Бог одержимых - Владимир Яценко

А я всё глазел на это чудо. Когда? Как? Почему я этого не видел раньше?

— Николай! — строго окликнула Рамзия, и мне пришлось опустить голову. — Оттуда многое видно. И твои палатки тоже. Я шла не к озеру. Я шла к тебе. Но меня перехватили хламиды. Они ведь не только суры… они и тебя охраняют.

— Меня? — удивился я. — Зачем?

— Потому что ты в контакте с Источником. Это очевидно. Я не могу знать, как ты это делаешь, или почему он выбрал именно тебя. Может, это ты какой-то особенный, и твои гены и вправду имеют какое-то значение, а может, получилось случайно. Но я не отступлюсь. Я многое видела в плену, а за эти дни ты показал ещё больше. Теперь я уверена, что Источник существует! И я точно знаю, что его можно просить, а он может услышать. Попроси Его, Коля. За нас всех, попроси!

Мне показалось, что она была готова разреветься… что и говорить: все люди разные, и у каждого — своя фишка в голове.

— Но как его просить? — спросил я. — У меня же нет раковины.

— Тебе не нужна раковина, Коля. Согни ладонь чашечкой и приложи к уху — та же раковина. Он услышит тебя. Попроси. Только для всех. Он даст…

Я послушно собрал ладонь лодочкой и приложил к уху. Точно! Шумит. Как море за дюнами, поросшими высохшим камышом.

За спиной будто выросли крылья. Знак!

Не напрасно призрак хлопал себя по ушам! Ему нужна была лишь раковина возле моего уха. Или ладонь ложечкой. Сумерки ночи прорезали контуры бескрайнего болота, из которого когда-то выползли наши далёкие предки.

— Что ты видишь? — шёпотом спросила Рамзия.

Её дыхание обожгло щеку. Рамзия тесно прижалась ко мне, и я вдруг почувствовал, ощутил, что на ней только Ленкина ночнушка: с широким декольте и разрезами по бокам до самого пояса.

Теперь мы были там вдвоём. И болото до горизонта уже не казалось мрачным и враждебным. Напротив. Это была ванна с горячей глиной, которая только ждала, чтобы в неё вдохнули жизнь. Солнце ласково грело, испарения кружили голову. А ещё была Ленка, с незнакомой улыбкой и чужим, насмешливым прищуром. Запах кожи, волос… непривычный, но не чужой. Я целовал её. Я дышал ею. Я любил её уже за то, что она была моего племени, а значит, частью меня изначально. Мы все из одной колыбели. А она охотно отзывалась на ласку: прижималась и потягивалась, продлевая бесконечное движение ладони от талии к бедру…

Я всегда просыпаюсь в одно и то же время.

У меня нет будильника. У меня нет часов.

Просто я точно знаю, что там, внизу, в котловине, скапливается тёплый воздух, катящийся вниз с перевала. Вода озера охлаждает нижний слой воздуха, и от этого он становится более плотным и тяжёлым. Так образуется слой инверсии. Как только температура воздуха понизится до точки росы, и водяной пар достигнет насыщения — начинается формирование тумана. Наступает особое время. Моё.

В эти минуты я должен быть там, на утёсе.

Время встречи с призраком.

Я осторожно высвобождаю руку из-под волос Рамзии, но она просыпается:

— Джамбудвипа, — говорит она. — Мы были там. Фантастика!

— Да, милая, — соглашаюсь я. — Наверное, это можно назвать и так.

Мне нужно спешить. Теперь я знаю, что мне следует делать.

— Это другое название Гондваны, — уточняет Рамзия, надевая Ленкину рубашку. — Мы были неосторожны. Для безопасного секса у меня не самые подходящие дни…

Мне некогда. Одеваюсь и выхожу из палатки.

Рамзия следует за мной.

— Попроси его, — напоминает она.

Её слова ртутью впечатываются в мягкую почву. Утренний воздух даже не пытается удержать тяжесть её голоса, роняет его в гной, мешает с песком.

— Не хочешь о звёздах, попроси панацею, — говорит Рамзия. Она ловит мою руку и держит, не отпускает, не даёт уйти. — Попроси лекарство от всех болезней. Спроси о вечной молодости или о манне небесной. Нас — тридцать миллиардов. Мы ссоримся. Мы ненавидим друг друга. Нас нужно лечить и кормить. Мы очень хотим жить…

— Хотите жить — не убивайте! — мне неловко за свою попытку объяснить очевидное. — Причём тут Он?

— Спроси его, чего он ждёт, — Рамзия задыхалась от волнения. — Почему он один? Почему пустуют другие места их приземления? Это он их охраняет? Сторожит? Для кого? Для кого он несёт своё вечное дежурство?

Мне удаётся высвободиться, и я быстро иду, — нет, бегу — утоптанной тропинкой к обрыву. Светает. Как стремительно приходит свет! Неужели опоздал? Нет. Вот он. Ждёт. Волнуется.

Сегодня его голос особенно громок. Он оглушает меня грохотом падающей воды, осыпает бисером влаги, благодарит за короткие минуты истинного общения. Я ничего не скрываю. Я чист и открыт. Я прозрачен. Я твёрдо знаю, чего хочу, и поэтому ничуть не удивляюсь, когда солнце прыгает к зениту, а на зелёной глади озера появляются перевёрнутые лодки. Рядом с лодками суетятся люди в оранжевых жилетах, и я счастлив оттого, что "жилетов" пять.

Моё облегчение неимоверно: будто сбросил с плеч целую планету.

Звонкий девичий голос несётся к тёплому небу: "Эге-гей!"

Обрывок страховочной сети свадебной белизной украшает серую громаду камня. Сеть новенькая, будто её оборвало лишь вчера. Нет, не вчера, — сегодня. Только что. Минуту назад.

"Эге-гей! — присоединяются к Василине остальные. — Кела! Круто!"

Они молоды, бодры и веселы. Перед ними вся жизнь.

Я улыбаюсь в ответ и смело шагаю вперёд.

Они отчаянно машут руками.

Что-то кричат, кто-то бросился обратно в озеро. Я лечу вниз, туда, к ним, к счастью и свету.

К своим друзьям, для которых мне удалось отыскать нужные слова…

— Добрый день, тётя Катя. Здравствуйте. Случилось большое несчастье. Ваш сын Коля разбился в падении с водопада. Тела его так и не нашли. Мы принесли вам его вещи…

В своём улье Натикрис считалась самым перспективным жнецом, но многие наставники были недовольны её склонностью к масштабу и комбинациям. Казалось бы, чего проще: "плод созрел, пора в корзину"! Но ей всегда этого казалось мало — не всё равно, сколько адаевы упадёт с одного удара по ветке. А конкуренция собственных результатов обещала сладкое безумие: когда внутренний взор пересекает себя несколько раз и замыкается на своём источнике…

Сейчас в её власти была вполне созревшая жертва, с трепетом прислушивающаяся к шелесту приближающегося механического монстра. Неподалёку, в потёмках каменного лабиринта, прятался охотник, готовый принять участие в жатве.

Пастух бездушного уродца сидел много дальше, занятый поглощением пищи и размышлениями о приятном. Сейчас он был спокоен и счастлив, но пройдёт немного времени, и его адаева станет ключевой фигурой в завязи грядущей комбинации. Именно пастух поможет Натикрис собрать неслыханный урожай. Её улей пойдёт в рост, и все, от несмышлёнышей до наставников, на долгое время забудут о дурацких ограничениях Сеятеля.