Эксгумация - Даниэль Жирар

Анна поднялась по ступенькам и, прежде чем позвонить, глубоко вздохнула. В доме было тихо, и она искренне расстроилась, что никого нет дома. Переложила коробку в другую руку и огляделась по сторонам, выискивая глазами место, где можно ее оставить. На крыльце, которое было видно с улицы, не было ни растений, ни украшений.

Нет, наверняка украдут.

Дверь распахнулась. У нее затряслись поджилки. Интересно, как он отреагирует на ее приход? Но Кен, увидев, что это она, улыбнулся.

— Надеюсь, я не помешала тебе…

— Нисколько. Пожалуйста, входи.

— Спасибо.

Она вошла в холл. Кен закрыл за ними дверь и кивком пригласил в переднюю комнату.

— Может, присядешь?

— Конечно.

Комната была опрятной, без дорогой мебели, но стильной. Ковры в прихожей и гостиной были с крупным геометрическим узором, похожим на что-то индейское. Он пересек комнату — медленно, но не прихрамывая и не отдавая предпочтение какой-то одной части тела. Неужели ему до сих пор больно? Как-никак восемнадцать ножевых ранений… Из-за нее.

Анна уже собралась сесть, но поняла, что все еще держит коробку.

— Я принесла это тебе.

— Тебе не нужно было этого делать.

Она протянула ему коробку.

— Пожалуйста.

Кен взял коробку и, вертя в руках простую черную упаковку, сел. Затем улыбнулся и издал тихий смешок.

— Какой подарок лучше всего подарить парню, которого чуть не убил твой бывший муж?

Она ахнула и прижала ладонь ко рту.

— Кен… Не говори так.

— Шутка.

— Извини. Я не знала, что он зайдет так далеко, что он…

Кен присел рядом и положил ладонь ей на руку.

— Я серьезно, Анна. Ты не виновата. Я жив. Я смогу вернуться к работе… — Он поколебался. — Со мной все будет в порядке.

Его взгляд был искренним, открытым.

Анна медленно высвободила руку и вернула ее себе на колени.

— Я не могу выразить словами, как ужасно я чувствую себя из-за того, что случилось.

— Я слышал о твоей тете.

Шварцман моргнула, сдерживая слезы.

— Мои соболезнования.

Она потерла щеки и сказала, кивком указав на подарок:

— Открой.

Кен кивнул и вытащил бутылку «Эвана Уильямса».

— Бурбон.

— Любимая марка моего отца.

После его смерти Анна унаследовала одиннадцать бутылок. Это было одно из ее удовольствий — сидеть в своей квартире с бокалом бурбона и книгой или старым фильмом. Тех бутылок больше не было. Подарок для Кена был первой бутылкой «Эвана Уильямса», которую она купила сама.

— Не хочешь стаканчик? — спросил он.

— Пожалуй, нет.

— Тогда в другой раз.

— Да, — согласилась она.

Оба умолкли. Затем Шварцман встала.

— Боюсь, мне пора.

Кен остался сидеть.

— Знаешь, я благодарен тебе.

— Благодарен?

— Врачи сказали, мне крупно повезло, что ты вовремя проснулась.

— Это мне повезло, — сказала она, подумав, что удача — самая нелепая вещь в том, что касается последних бурных недель ее жизни. Но той ночью она проснулась раньше, чем Кен умер. Ей очень хотелось думать, что это отец и Ава помогли ей тогда проснуться.

— В любом случае я благодарен.

Несмотря на то, через что ему пришлось пройти, это был все тот же Кен — добрый, заботливый. Анна надеялась, что они останутся друзьями. Для них обоих это будут тяжелые несколько месяцев.

Ей самой предстоит мастэктомия, а потом длительное выздоровление.

Но, может, после этого…

Хочется надеяться.

— Я выпущу себя сама.

Анна хотела спросить его, когда он вернется на работу, но побоялась услышать ответ. С момента нападения прошел уже месяц. Сколько еще ему ждать?

Кен встал.

— Надеюсь, я скоро увижу тебя.

— И я надеюсь, — сказала она, и это была правда.

Спускаясь по ступенькам крыльца Кена Мэйси, Анна вздохнула с облегчением. Он ходил. Самостоятельно. В доме не было никакого медицинского оборудования. Похоже, он поднимался и спускался по лестнице сам.

Может, с ним и вправду все будет в порядке.

Сможет ли она тогда простить себя?

Анна уже села в машину, когда зазвонил мобильник. Она ожидала звонок Хэла. Он скоро закончит работу, и они договорились встретиться за ужином. Увы, посмотрев на телефон, она увидела код 864.

Гринвилл. Спенсер.

Она могла не отвечать. Но ответила. Ей больше не нужно убегать от своих страхов.

— Шварцман, — сказала она и затаила дыхание, ожидая услышать его низкий хриплый голос.

— Аннабель Шварцман? — произнес женский голос.

— Это я.

Ее пальцы нащупали кнопку «замок» на двери машины и нажали.

— Я Лаура Патчетт, помощник окружного прокурора округов Гринвилл и Пикенс. — Голос был сухим, лаконичным, серьезным. Профессиональным. Шварцман насторожилась. — Я хотела бы поговорить с вами о Спенсере Макдональде. Или, точнее, о выдвинутом против него обвинении.

Обвинение. Против Спенсера. Чтобы навсегда упрятать его за решетку.

Шварцман закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Она изо всех сил пыталась контролировать свое дыхание, свой пульс. Одно его имя вновь пробудило привычную реакцию — сражайся или беги.

— Да, — сказала она, медленно дыша. Вдох. Выдох.

— Мы хотим, чтобы вы дали показания на предварительном слушании.

Анна мысленно прокрутила эти слова в голове, прислушалась к реакции своего тела. Спазмов в животе, которые возникали всякий раз при мысли о Спенсере, не было. Он за решеткой. Ему светит пожизненное. То есть навсегда.

Известие об аресте Спенсера повергло мать в шок. В ее ответах Анна слышала нежелание признать правду. Даже когда она подробно рассказала ей о том, что он сделал.

Впрочем, так было всегда. Поверит ли мать, что Спенсер — законченный злодей, когда его признают виновным в убийстве Авы? Может, да. А может, и нет. Пульс постепенно замедлился. Она открыла глаза. Посмотрела на миновавшего ее машину любителя бега трусцой и его собаку.

— Мисс Шварцман?

— Да.

— Я спросила, не хотите ли вы…

— Да, — перебила ее Анна. — Я дам свидетельские показания.

— Замечательно, — сказала Патчетт. Шварцман услышала облегчение в ее голосе. — Мы планируем назначить дату через две недели после этой среды.