Терновый венец офицера русского флота - Александр Витальевич Лоза

подчеркивал, что воспитательной мерой, оказывавшей наибольшее воздействие на кадета Садовинского в этом возрасте, являлись слова воспитателя.

Через год, в 1908 году Д.Н.Пограничный подробно отмечает особенности характера повзрослевшего Бруно Садовинского, очень точно и тонко подмечает произошедшие в нем изменения:

Характера живого. Любит физические упражнения и шумные игры. Самолюбив. Правдив. Доверчив. Немного ветрен.

Дурному влиянию не поддается.

Внушения и замечания оказывают должное влияние. Со старшими почтителен и внимателен к ним.

К порядкам в заведении привык и нарушает их мало. Старается во всем быть исправным.

С товарищами сжился, но ни с кем не дружит.

В общем, впечатление производит хорошее, достаточно благовоспитан и в воспитательном отношении затруднений не представляет.

Особенности характера еще мало выявлены.

На следующий год, в июне 1909 года, о 15-летнем Садовинском Дмитрий Николаевич пишет:

В характере кадета выяснилась ранее не замеченная черта — честолюбие.

Назначение старшим за столом встретил с видимым удовольствием. Обязанности старшего и дежурного по роте выполняет с большим старанием и вниманием.

Начав обучение в Сумском кадетском корпусе со средними способностями, кадет Бруно-Станислав Адольфович Садовинский закончил его физически и духовно окрепшим 18-летним молодым человеком, с твердым характером, правдивым, честным, успешно прошедшим курс учения в корпусе:

Правдив и честен. Дурному влиянию не подвержен.

Очень любит физические занятия. По гимнастике аттестован баллом 12.

Дисциплинирован и педантичен сам. Исполнительный, требует исполнительности от своего взвода.

Очень самолюбив и честолюбив.

Прилежен и усидчив. Несмотря на средние способности, успешно прошел курс учения.

С товарищами живет дружно, имеет на них влияние.

За отличное поведение, твердость характера и исполнительность произведен в вице-унтер-офицеры.

Все это, произошло, в том числе и под влиянием отеческой заботы, любви и воспитательного таланта педагога-воспитателя подполковника Д.Н.Пограничного За эту отеческую заботу и любовь, кадеты платили своим офицером такой же любовью.

Эта мальчишеская любовь и уважение к «классному папе», как называли мальчишки-кадеты, своих офицеров-воспитателей были в душе не только у одного Бруно Садовинского. В сохранившихся воспоминаниях кадета Сумского корпуса о своем офицере-воспитателе так же звучат слова глубокого уважения и любви:

Не могу не вспомнить, естественно, своего офицера-воспитателя Полковника Евгения Михайловича Ростовцева: блестящий офицер и воспитатель, воплощение корректности справедливости, гармонирующих с его элегантностью. Имел он прозвище «пистолет», т. е. «тоняга», — на кадетском языке самое лестное прозвище. Любимец Корпуса и, конечно, отделения! Дорого ему и его нервам дались 27 характеров (по числу кадет в отделении) за семь тяжелых лет.

Знал он своих кадет «насквозь» и индивидуально работал над каждым из них, сглаживая и искореняя недостатки. Уверен, что кадеты его «Лейб-2-го» (как они сами себя называли) с глубоким уважением и любовью вспоминают своего воспитателя и учителя.

По воскресеньям полагался час «общего чтения». С каким умением Евгений Михайлович подбирал книги для чтения, преследуя две цели: развить любовь к родной литературе и воспитать своих кадет на высоких проявлениях русского духа и самопожертвования…

Какие замечательные слова. Какая добрая память о давно ушедшем человеке. И еще, не судеб ли морских таинственная вязь связала времена и события и тем самым сохранила записи Д.Н.Пограничного о взрослении и возмужании человека, гражданина, офицера — БруноСтанислава Адольфовича Садовинского, чтобы сегодня, спустя более ста лет, мы могли живо и зримо представить себе каким же человеком был герой этой книги.

В начале ноября с Крайнего Севера, с полярного океана, вместе с ледяными ветрами и метелями, пришла в Архангельск зима. Это не была привычная Садовинскому мягкая финская зима. Шквалистый ветер с морозом и снегом гудел в мачтах судов, наметал сугробы вдоль домов и заносил сараи по самые крыши. В сильные морозы воздух становился розовым, мороз трещал так, что легко разваливал на части тысячелетние гранитные валуны. Зима в Архангельске не самая суровая. На Севере есть места, где стужа не позволяет даже высунуться из жилья. Вода, вылитая из котелка на снег, до земли не долетает. Вместо воды в снег падают ледышки.

В один из таких морозных ноябрьских дней, 11 ноября 1918 года, в Архангельск прибыл генерал-майор В.В.Марушевский.

Генерал Владимир Владимирович Марушевский — из дворян Петербургской губернии. Окончил Николаевское инженерное училище и Николаевскую академию Генерального штаба. Участник Русскояпонской войны. В Первую мировую войну командовал 3-й особой пехотной бригадой, участвовал в боях на севере Франции. После Октябрьского переворота арестован и заключен в тюрьму «Кресты». Был амнистирован и переехал в Финляндию, а оттуда в Швецию.

Вступив в командование войсками генерал-майор В.В. Марушевский добился от правительства Северной области, путем издания ряда указов, восстановления дисциплины на точных принципах дореволюционного устава, формы прежнего образца и статуса ордена Святого Георгия. Как позднее вспоминал сам генерал Марушевский:

«Эти указы сразу же обратили ко мне симпатии родных мне офицерских кругов, униженных в своем достоинстве и не находивших себе места, не зная, что с собой делать».

Белое движение на Севере обязано своим существованием именно В.В.Марушевскому. Так считает в своей работе «Северный крест» писатель-историк В.Д.Поволяев. Он пишет:

«Когда генерал-майор Марушевский появился в Архангельске, правительство приняло его хмуро… но Марушевский атаку недоброжелателей отбил, поселился прямо в штабе, а чтобы его особенно не тревожили, выставил в окнах пулеметы. Холодные рыльца станковых “Максимов” подействовали на гражданскую власть отрезвляюще».

Правительство Северной области противилось введению в Северной армии погон. В.В.Марушевский на заседании правительства убеждал:

«…Солдаты без погон — это стадо штатских баранов, которые куда хотят, туда и идут… Солдаты без погон — это деревенские повитухи, брадобреи, мукомолы, свинопасы! Максимум, что они могут сделать — по команде сходить в нужник. А вот по части стрельбы, атак, разведки, инженерных работ они так повитухами и останутся, И таковыми они будут, пока мы в своей армии не введем погоны. Погоны — это дисциплина, форма — это долг, помноженный на честь…».

Введение погон, уставов, наград действительно мобилизовали Северную армию. Мичман Бруно Садовинский с большой душевной радостью вновь открыто надел на свою форму офицерские погоны. Он был горд, что мичманские погоны опять у него на плечах….

Да, — думал мичман Садовинский, — насколько правильным было решение уходить на Север!

Он понимал: погоны поднимают моральный дух, способствуют повышению дисциплины, и, главное, погоны делают офицера — офицером, ответственным перед нижними чинами.

Но не все офицеры приняли возвращение погон с радостью. Часть одела погоны с усталым безразличием, другие же шарахались от них, как от нечистой силы. Насколько некоторые офицеры были замордованы всем произошедшим в стране за последние полтора года, что, как вспоминал генерал В.В.Марушевский: «…другие боялись этих погон до такой степени, что мне пришлось бороться уже с помощью