Плачь, Маргарита - Елена Съянова

Через час заехали Геббельсы, Штрассер; позже Гитлер привез Маргариту с Ангеликой; появились Геринг и Пуци. Квартира наполнилась голосами, звуками шагов, телефонными звонками, спорами и страстями — и это было то, что нужно. Роберт старался держать под контролем настроение Рудольфа. Он почти не садился, боясь уснуть и пропустить тот момент, когда нужно будет снова «сменить обстановку».

Перестрелки на улицах почти стихли, а пивные снова наполнились. Всюду, где возможно, СС выступали буфером между враждебными сторонами, и к вечеру рейнцы уже пили со штеннесовцами за великую Германию любой ценой.

Фюрер объявил об исключении Штеннеса и его приспешников из партии. Поздним вечером Гиммлер привез в «Кайзергоф» известие о капитуляции в обмен на обещание дела о коррупции не затевать.

«Слово, данное другу, священно; слово, данное врагу, не имеет значения», — заявил по этому поводу фюрер, но капитуляцию принял.

Все события этого дня почти схематично ложились в усталой голове Роберта Лея, начинавшего ощущать приближающуюся апатию, с которой у него уже не было сил справиться. Похоже, что-то подобное испытывал и Гесс. С Робертом он случайно встретился в редакции газеты «Берлинер цайтунг». Когда они вышли, моросил дождь. Обоим нужно было ехать в «Кайзергоф». Лей попрощался, сказав, что немного пройдется пешком, но Гесс вскоре догнал его, и они вдвоем вышли на набережную Шпрее.

Видимо, в настроении Рудольфа наступил сейчас тот самый перелом, которого ждал Роберт. Ждал и боялся.

— У меня такое чувство, что произошло нечто чудовищное, а вы никак не даете мне этого осознать, — сказал он Лею.

— Просто не хочу, чтобы ты все взял на себя, — отвечал Роберт. — Несчастный случай плюс небрежность, недомыслие замороченных голов — вот суть происшедшего. Вспомни, как мой мальчишка едва не тронулся оттого, что я, его любящий папаша, не удосужился ему позвонить. Представь, что моя жена тогда думала по моему поводу, скажи все это себе и…

— Говори. Что, язык не поворачивается? — угрюмо хмыкнул Рудольф. — Меня этой ночью уже пытались успокоить. Знал бы ты как…

— Расскажи.

Гесс некоторое время молчал.

— Адольф сказал, что дезинформации не было. Это он сам выдумал мое ранение как предлог, а Гиммлер и Борман помогли разыграть.

Лей почти минуту, вытянув руку, набирал в ладонь дождевую воду, потом плеснул ею себе на лицо.

— И… что… ты ответил?

— Не поверишь. Впервые в жизни я послал его к черту.

Дождь лил настоящий, весенний. Он то ослабевал, то снова усиливался; дорогу повсюду пересекали весело несущиеся к Шпрее потоки воды.

— Неужели тебе выпить не хочется? — угрюмо спросил Лей.

Гесс вместо ответа потянул его за рукав. Они зашли в какой-то ресторанчик, взяли бутылку водки и сели у окна. Выпив по стакану посмотрели друг на друга. Рудольф налил по второму Выпив залпом, спросил о младенце.

— Руди, подумай! Эльза здорова! В девяти случаях из десяти из этого выходят несравнимо тяжелее. А плод… Он еще не был тем, о ком можно думать, помнить… Эльза — вот надежда и… оправдание всему!

— Я вчера так боялся за нее, что ничего не соображал. Мне, наверное, следовало бы…

— Я скажу, что тебе следовало. Не вчера и не сегодня, конечно, но скорей, чем ты думаешь. Прости, я, может быть, грубо скажу. Так вот, единственное, в чем вы оба сейчас нуждаетесь, — это самый банальный секс. Тебе следовало бы провести в постели с женой хотя бы десятую часть того времени, что я провел со своими любовницами.

— Так искупать вину?

— Так получать наслаждение. С другой целью в постель с женщиной не ложатся, черт тебя подери!

— Искупление наслаждением?

— Пусть так Я иногда гляжу на всех вас, и мне тошно делается! Благодетели нации! Ни одного довольного лица, ни одной радостной улыбки, ни одного нормального мужика! Если не импотент, так педераст; если не педераст, так девственник пятнадцатилетний! А Германия — та же баба, которую нужно уметь взять. Нужно, чтоб стояло!

— Погоди. — Рудольф слегка потряс головою. — Мне здорово в голову ударило, не соберу концов. Я, собственно говоря, хотел спросить…

— Вот я тебе и отвечаю! — Роберт придвинул к Рудольфу тарелку с ветчиной. — Ты давай закусывай.

— Роберт, я все-таки хочу увидеть сына.

Лей с досадой отвернулся и, позвав официанта, велел принести бутылку коньяка.

— Ты напоить меня задумал? — усмехнулся Гесс. — Не нужно, я хочу его увидеть, только и всего. Эльза не узнает.

Они снова вышли под дождь.

Набальзамированное тельце младенца в крохотном гробу находилось в доме Геббельсов, и они поехали туда. В машине Лей налил коньяку в прихваченный с собой стакан и, заболтав Рудольфа, заставил-таки его выпить. Сам же больше не проглотил ни капли, решив после трех бессонных ночей не превышать своей «студенческой нормы», как он ее в шутку называл.

Рудольф долго глядел на восковую маленькую куклу в кружевах, пораженный красотою крохотного точеного личика, медленно осознавая, что все слова Роберта были чистая ложь. Перед ним лежало чудесное дитя, которое вызвало в нем грусть и умиление. Рудольф был пьян; он понимал, что Лей напоил его специально для этой встречи, но ничего кроме благодарности не испытывал к другу. Ему хотелось плакать, и он плакал, не стыдясь своих слез. Магда тоже плакала. И на кладбище плакали все, кто там был, и, уже трезвея, Рудольф спокойно произнес про себя: «Дорогая, я похоронил нашего сына».

Прямо с кладбища Лей снова вынужден был отправиться к рейнцам, которые готовились хоронить своих покойников. Социалистическая зараза Отто Штрассера за сутки успела просочиться в ряды славных рейнских штурмовиков, и Роберту пришлось из последних сил толковать и перетолковывать не остывшим от боя парням преимущества нацистской программы. Лишний раз он убедился в том, как мало бывшие солдаты и безработные вникают в суть дела, как дешево покупаются на ловко скроенные фразы и грубую ложь. В эту ночь он совершенно не церемонился. Чтобы скрыть крайнюю усталость, из апатии перешедшую в истерику, он попросту выпустил эту истерику наружу в стиле фюрера. Получилось эффектно. Рейнцы устроили такой шум, что разбуженный своим агентом среди ночи Гиммлер примчался во временную резиденцию рейнцев с отрядом СС, но Лей его успокоил. Гиммлер помог ему незаметно исчезнуть, когда Роберт пожаловался, что едва держится на ногах, и они вдвоем покинули гудящую гостиницу. Прежде чем разъехаться по домам, Роберт спросил рейхсфюрера СС о том «дезинформаторе», что якобы видел вчера раненого Гесса. Генрих отвечал, что дезинформатора нашли и он будет строго наказан.

— Едва ли фюрер этого хочет, — осторожно заметил Лей, следа за реакцией Гиммлера, который принялся протирать очки. — Если тот, кого вы… наметили, еще не знает о своей роли, лучше дайте ему другую, — продолжал он уже уверенней. — Об этом эпизоде всем полезно забыть.